Ричард Бах

Чужой на Земле

телетайпной ленте улечься на место, прикрыв своим весом погоду в сотнях аэропортов по всему континенту. И прикрыть сводку с авиабазы Фальцбург (потолок облачности 200 футов, видимость полмили, сильный ливень, ветер западный, скорость 25 с порывами до 35 узлов. Мощные атмосферные разряды между облаками и удары молнии в землю во всех секторах, град размером в полдюйма).

Я плыву над пологим склоном облаков, словно реальность — это сон с пушистыми мягкими краями. Звездный свет просачивается сквозь несколько верхних футов тумана, и я отдыхаю в глубокой заводи красного света и смотрю на тот холодный идиллический мир, который называл, когда был мальчиком, Небесами.

Я могу точно сказать, что перемещаюсь в пространстве. Мне не приходится полагаться только на свой интеллект, глядя, как стрелка радиокомпаса прыгает от одного радиомаяка к другому. Я вижу, как мимо меня несколькими сотнями футов ниже в темноте медленно проплывают мягкие волны облаков. Красивая ночь для полетов.

Что, что? Что я сказал? Красивая? Это словечко для слабаков и сентиментальных мечтателей. Такое слово не для пилотов за штурвалом 23000 фунтов сконцентрированного разрушения. Такое слово не для тех, кто видит, как земля летит клочьями, стоит им шевельнуть пальцем, и не для тех, кто обучен убивать людей в других странах, живущих под теми же небесами, что и он сам.

Красота. Любовь. Ласка. Нежность. Мир. Покой. Слова и мысли не для летчиков-истребителей, приученных к невозмутимости и хладнокровию в экстремальных ситуациях, приученных расстреливать войска с бреющего полета. Проклятие сентиментальности — это очень сильное проклятие. Но значение этих слов еще не выветрилось, потому, что я пока не превратился в машину окончательно.

В этом мире человека/самолета я живу в атмосфере преуменьшенных понятий. Ведомый оставляет за собой алый инверсионный след на закате, — что ж, ничего себе, смотрится. Пилотирование истребителей — работа что надо. Жаль, конечно, что мой сосед по комнате врезался в мишень.

Со временем усваивается этот язык и появляется понимание того, как можно сказать, а как нельзя. Несколько лет назад я обнаружил, что не слишком-то отличаюсь от остальных летчиков, когда поймал себя на мысли о том, что ведомый с его инверсионным следом в лучах заходящего солнца — это не только необычно, а даже красиво или что моя страна — это страна, за которую я с радостью отдал бы жизнь. Я такой же, как все.

Я научился говорить: «Пожалуй, пилотирование одномоторного самолета — это работа что надо», — и каждому пилоту ВВС совершенно ясно, что я так же горжусь своей профессией летчика-истребителя, как гордился бы своей работой, любой другой на моем месте. Но нет ничего отвратительнее понятия «пилот реактивного истребителя». Реактивный самолет. Слова для рекламных киноплакатов и не-летчиков. Реактивный самолет означает показной лоск и славу, и надуманную болтовню человека, который хотел бы что-нибудь знать о самолетах-истребителях.

Реактивный самолет — это неудобные слова. Поэтому, я всегда говорю одномоторный самолет, а те, с кем я разговариваю, знают, о чем речь: о том, что у меня есть возможность, время от времени, взлететь и остаться наедине с облаками, а если я захочу, то могу лететь быстрее звука, разворотить танк или превратить дот в груду битого кирпича и раскаленной стали в клубах черного дыма. Пилотирование реактивных самолетов — это дело суперменов и супергероев, изображаемых экранными красавчиками. А вот пилотирование одномоторного самолета — это просто славная работенка.

Белая зубчатая изгородь Альп — это не препятствие для F-84F, и мы перепрыгивали через нее на больших высотах почти так же беззаботно, как морская чайка парит над хищниками глубин. Почти. Горы, даже укрытые огромным одеялом облаков, остаются острыми, словно гигантские осколки битого стекла в снежной пустыне. Если откажет двигатель — деваться некуда. Их островерхие пики, веками торчащие над морем облачности, заставили одного пилота назвать их «Островами в небе». Острова твердого камня над морем мягкой серой ваты. И три слова Ведущего звена: «Довольно пересеченная местность».

Мы вместе наблюдали за этими островами. Это самые истерзанные на свете массы гранита и нависающих обвалов. Мир, вставший на дыбы. Девственный, предательский мир снежных лавин и смерти на дне пропастей. Мир приключений для отважных суперменов, которые лазят по горам только потому, что эти горы существуют.