Ричард Бах

Чужой на Земле

случается, что при перестроении самолет попадает в реактивную струю, вырывающуюся из сопла Ведущего, но достаточно лишь маленького толчка по рукоятке, чтобы рули высоты снова вывели машину в спокойный воздух. Но Второй умышленно медлит. Он смотрит прямо впереди себя в сопло двигателя Ведущего.

Оно пылает. Вся, от темно-красного зрачка на конце до светлого искрящегося розового, светлее, чем огни кабины при максимальном накале, задняя часть самолета жива и вибрирует светом и жаром. Глубоко в моторе скрыто вишнево-красное колесо турбины, и Второй наблюдает его вращение.

Как и спицы велосипедного колеса, оно вращается с огромной скоростью и каждые несколько секунд, кажется, замирает и начинает вертеться в обратную сторону. Второй снова и снова говорит сам себе: — Так вот как оно работает.

И он уже не думает о своем самолете, о перестроении, о семи милях холодного черного воздуха между ним и холмами. Он наблюдает за прекрасной машиной в работе и медлит выходить из потока газов, вырывающихся из сопла Ведущего. А я вижу, как жар отражается в фонаре его кабины и на его белом шлеме. В потрясающем покое ночи голос Ведущего звучит необыкновенно мягко: — Давай, шевелись, Второй.

Шлем Второго внезапно поворачивается, и я лишь мгновение ясно вижу его лицо в красных отсветах сопла. Затем его самолет быстро соскальзывает в пространство, которое я освободил для него. Зарево исчезает со стекла фонаря.

Из всех случаев, когда мне приходилось летать в ночном строю, лишь однажды посчастливилось быть Вторым и иметь возможность заглянуть в сопло двигателя в его мистическом сиянии. Еще одна возможность увидеть, как кипит жизнь в огнедышащем вращающемся двигателе, это момент, когда перед взлетом я нахожусь в самолете, припаркованном позади того, у которого пилот нажимает на стартовый рычаг. Затем появляется слабое вертящееся желтое пламя, которое просачивается между лопастями турбины в течение десяти-пятнадцати секунд, прежде чем самолет тронется и сопло снова станет темным.

Вряд ли самолеты, снабженные системой дожигания топлива, могут похвастаться тем, что их пламя при каждом взлете оставляет за собой полосу сверкающих клубящихся волн в выбрасываемом потоке воздуха, которую можно увидеть даже при полуденном солнце. Но секретная система подачи топлива в моторе Тандерстрика, практически исключает такую возможность, так что лишь очень небольшое количество людей имели возможность увидеть это почти сакральное явление. Я всегда помню об этом и вспоминаю иногда по ночам на земле, когда небо не так прекрасно.

Во время полета всегда наступает черед вспомнить о пути, который мы оставляем позади во тьме. Из всех стадий движения в ночном строю снижение — это самое подходящее время мысленно обратиться к изяществу и скромной красоте моего самолета. Я лечу в ровном свете и стараюсь сделать его таким же ровным для Четвертого на моем крыле и концентрируюсь на том, чтобы удерживать самолет в верной позиции. Но даже во время более сложного и интенсивного полета на 20000-фунтовом истребителе в нескольких футах от такого же, какая-то часть меня продолжает думать о самых отвлеченных вещах в мире и нетерпеливо выдвигать соображения о самых невероятных предметах.

Я совсем немного пододвигаюсь ко Второму и слегка сбрасываю газ, потому что он поворачивает в моем направлении, и чуть-чуть тяну на себя ручку, чтобы приподнять самолет на его самой малой скорости в воздухе, и думаю о том, позволить ли дочери завести себе пару сиамских котят. У меня перед глазами ровные вспышки зеленого навигационного огня, и я двигаю ручку управления вперед левым большим пальцем, чтобы увериться, что догонять убегающий огонь Ведущего — это единственный путь вперед, и добавляю еще немного газа, лишь полпроцента, и снова сбрасываю, — а они что, действительно сняли занавески, как кто-то мне сказал?

Там абсолютно не будет котов, если они снимут занавески. Немного вперед ручку управления, немного накрениться направо, чтобы сдвинуть с места ногу, — да они, безусловно, ручные, эти коты. Голубые глаза. Быстрый взгляд — горючее 1300 фунтов, нет проблем; интересно, как Четвертый себя чувствует у меня на крыле, думаю, ему не должно быть слишком тяжело сегодня ночью, некоторые вообще считают, что ночью летать Четвертым безусловно проще, у тебя гораздо больше ориентиров.