Ричард Бах

Чужой на Земле

загружаются в пару компьютеров, находящихся на борту моего самолета. Обычно на учениях мы летаем с двадцатипятифунтовыми учебными бомбами, за сброс которых на цель нам ставят отметки.

Однако раз в году от меня требуется пролететь с полновесным изделием под левым крылом. Это делается для того, чтобы напомнить мне, что, летая с настоящей атомной бомбой, я должен отклонять ручку управления немножко вправо, чтобы в полете крылья самолета оставались в горизонтальном положении.

Учебное изделие гладко, обтекаемо и не лишено определенной привлекательности. Настоящее же устройство, которое выглядит точно так же, представляет собой самую отвратительную груду металла, которую я когда-либо видел. Этот тупоносый, тяжелый предмет защитного цвета напоминает какую-то свирепую рыбу-прилипалу, сопровождающую мой самолет.

Как и все другие пилоты эскадрильи, я поступил в Гвардию Военно-Воздушных Сил, потому что люблю летать на самолетах. Если принять во внимание, что мы учимся метать бомбы и расстреливать мишени с бреющего полета, становится очевидным, что наша задача не только в том, чтобы просто летать по воздуху, но и поражать боевую технику и живую силу противника. Появление под крылом истребителя ядерного устройства — это лишь еще одно напоминание об этом. Мне подобные устройства не нравятся, однако перенос изделия входит в мои задачи, и поэтому я учусь вовремя сбрасывать его и поражать цель.

Вот на небольшой высоте лечу к мишени. Деревья проносятся подо мной, а надо мной высится французское небо, в котором я летаю уже несколько месяцев. Я нахожусь в той же кабине и не могу видеть притаившегося под крылом устройства. Однако индикаторы на панели управления беззвучно мерцают, и я явственно ощущаю его близость. Я чувствую себя так, будто стою рядом с ненадежно привязанной гориллой, которая вот-вот проснется. Я не люблю горилл.

Огоньки на панели говорят мне, что устройство просыпается, и я отвечаю ему, нажимая в нужные моменты нужные кнопки. Точка сброса надвигается на меня из-за горизонта, а я стараюсь задвинуть свое отвращение к свирепому монстру на периферию сознания, сосредоточивая внимание на последовательности действий, которые должен выполнить перед сбросом.

Последняя деревушка, крытая красной черепицей, проплывает подо мной, вдали показывается мишень — пирамида белых бочек. Скорость — 500 узлов, направление — прямо по курсу. Щелкаю переключателем и нажимаю кнопку. Таймеры начали отсчет времени до сброса, электрические цепи замкнулись. Еще чуточку ниже. Обычно я никогда не летаю на такой высоте. Бочки растут прямо у меня на глазах. Я вижу, как серебрится на солнце их белая краска. Вот пирамида уже подо мной. Компьютеры, должно быть, разрываются от напряжения, вычисляя траекторию моего самолета. И вдруг: БАМ!

Самолет резко заносит вправо, и мне кажется, что еще чуть-чуть — и он перевернется брюхом к небу. У меня мелькает мысль, что изделие сбросило меня, а не я его. В этот момент белые бочки находятся прямо подо мной на расстоянии шесть тысяч футов. Я не могу ничего сказать о том, успешно ли осуществлен сброс. Мгновение отделения изделия было вычислено компьютерами по заранее заложенным в них данным, и теперь устройство уже сброшено.

Когда устройство стремительно несется вниз, моя задача состоит в том, чтобы уносить ноги. Будь это настоящее изделие, заполненное нейтронами, а не бетонная болванка, мне бы было дорого каждое мгновение. Каждое мгновение в данном случае означает, что я успеваю удалиться на какой-то фут от солнцеподобного взрыва, который поразит американский истребитель с такой же готовностью, с какой тот поразил вражеский объект. Защитные очки опущены, чтобы не ослепнуть от предполагаемого взрыва, зеркальце заднего обзора отвернуто в сторону, и я, скорчившись в своем кресле, лечу в направлении «своих» с максимально возможной скоростью.

К этому времени устройство, отвесно падающее в центр белой пирамиды, уже, должно быть, подлетает к земле. Только ветер может немного снести его в сторону, всё остальное ему уже нипочем. Если бы это была настоящая бомба, сброшенная в ходе настоящей войны, враг доживал бы сейчас свои последние секунды. Его ненависть к нам обратилась бы нашей ненавистью к нему, которая вылилась в бомбу, компьютеры, самолет и меня — пилота, сбросившего ее.