Второй. Попал в небольшую переделку, набираю высоту. Сейчас 10000 футов...
Десять тысяч футов?!! Роджер14, я догоню тебя через минуту. Сообщи мне свои координаты по навигационным приборам... Вот так. А я был уверен, что уже мертв.
Вспышки в темных облаках теперь стали более частыми и начали мигать не только впереди меня, но и сзади. Это хорошие указатели очагов грозы. Правда, их расположение не соответствует моему определению прогноза «редкие грозы». Вдруг прямо по курсу вспыхивают три яркие молнии одна за другой. Затем следует пауза, в течение которой в мой ум заползает несколько настороженных мыслей.
«Ты, должно быть, сошел с ума или просто глуп, если собираешься лететь через грозовые облака на F-84F». Эти слова прекрасно согласуются с моим здравым смыслом и подтверждены опытом других пилотов, которые были вынуждены пролетать на самолете через активные очаги грозы.
В этом случае самолет, утверждают они, почти полностью выходит из-под контроля. Поэтому, несмотря на все успокаивающие слова, которые пишутся в руководствах пилота, единственная надежда попавшего в грозу летчика в том, чтобы по инерции пронестись через облако в зону хорошей погоды.
Однако, у меня всё еще нет никакого желания пролетать сквозь один из мерцающих монстров. Понемногу убеждаюсь, что я не сумасшедший и не глупец. Окажись на моем месте любой другой пилот, он, так же как и я, столкнулся бы с необходимостью лететь через грозовые облака. Прогноз утверждал, что грозы «редкие», а это подразумевало, что облаков мало и их можно облететь.
Я продолжаю полет. Мой самолет оснащен как минимум четырьмя приборами, которые помогут мне не терять ориентацию в самых ужасных очагах грозы. Я продолжаю полет. Пилот самолета с одним мотором в трудную минуту не пытается предсказать, что будет, если откажут приборы. Риск окупается важностью миссии, которая состоит в том, чтобы вовремя доставить в пункт назначения тяжелый брезентовый мешок, лежащий в пулеметном отсеке.
Каким бы я ни был, сумасшедшим или глупым, я, в конце концов, нахожусь в следующем положении: мне приходится маневрировать между грозовыми облаками, полагаясь только на стрелку радиокомпаса и на вспышки молний, которые видны из кабины. «Такан» нисколечко не волнует ситуация, в которой я оказался. Единственное, что имеет какое-то значение для его транзисторного мозга, — это то, что мы сейчас находимся за 61 милю от Фальцбурга.
Стрелка радиокомпаса в бешенстве кружится то влево, то вправо, она показывает то назад, то вперед. Ее паника не совсем понятна на фоне невозмутимого спокойствия всех остальных приборов, и поэтому моя правая рука в перчатке поворачивает переключатель радиокомпаса в положение «Выключено». Стрелка с благодарностью принимает это успокаивающее средство, замедляет свое движение и, наконец, замирает.
Вспышка слева — поворачиваю градусов на десять вправо. Вспышка справа сзади — о ней можно не думать. Две ярчайшие вспышки одна за другой прямо по курсу. От ослепительного света приборная панель становится белой. Да, это облако не облетишь. «Редкие грозы»!
Неистовая гроза в холодном бешенстве внезапно хватает мой самолет в свои челюсти и начинает яростно трясти его, как возбужденный терьер трясет только что пойманную крысу. Правая рука плотно сжимает ручку. Приборная панель расплывается перед глазами. Искусственный горизонт быстро покачивается от 30 градусов влево до 60 градусов вправо. Так не бывает! В чреве грозового облака бывает еще и не такое.
Левая рука. Полный газ. Самолет медленно начинает наклоняться влево. Правая педаль. До упора. Это напоминает вынужденную посадку на неровную поверхность горного плато. Теперь наклоняемся вправо. Левая педаль! Самолет неуправляем!
Газ! Где газ? Рычаг назад, рычаг снова вперед, до упора. На приборе, показывающем количество оборотов двигателя, размытое пятно там, где должна была быть стрелка. На полном газу мотор дает не больше 90 процентов мощности!
Я чувствую, как самолет начинает трясти. Мотора не слышно. Рычаги управления и газа — ни на что не пригодные куски металла. Самолет полностью неуправляем! Мне нужно дать полный газ! Что случилось?