Ричард Бах

Чужой на Земле

тьме. Я ничего не вижу. Всё вокруг стало красным, и я даже не вижу приборной панели. Я чувствую в руках рычаги, но ничего не вижу. Всё случилось так быстро. Теперь уже осталось недолго... Гроза не может помешать мне выполнить задание. Я лечу в Шомон. Это важная миссия.

Постепенно в ужасно трясущемся самолете зрение возвращается ко мне. Лобовое стекло залеплено серым льдом и озарено ярким голубым светом. Я еще никогда не видел такого голубого цвета. Крылья белые. Мой самолет отягощен льдом и стремительно теряет высоту. Чем ниже, тем сильнее гроза. Долго я так не пролечу.

Крылья светлые, словно они подернуты белым саваном. Правая рука сжимает ручку управления, ведь именно благодаря ему, самолет пролетал в небе шесть лет. Однако, сегодня в ночь мой самолет стал вялым и не реагирует на движения рычага. Кажется, что он смертельно устал и ему всё равно — жить дальше или умирать. Можно подумать, у него заглох мотор.

Гроза — это необъезженная лошадь, которая почувствовала монстра у себя на спине. Ей не терпится поскорее от меня избавиться, и поэтому она яростно трясет меня. Теперь я узнаю еще одну новость. Катапультирование не всегда спасает. Выпрыгнуть с парашютом в грозовое небо — это такая же верная смерть, как и столкновение самолета с землей.

В такой смеси воды и воздуха, как сейчас за бортом, мой парашют не раскроется и будет падать вместе со мной, как кусок промокшего нейлона. Мы с самолетом так долго жили вместе, и теперь нам суждено вместе погибнуть. «Тандерстрик» и я в его кабине — мы вместе несемся сейчас вниз, как одна умирающая душа. Моя уставшая рука сжимает ручку управления. Давно уже пора отдохнуть. В ушах у меня начинает сильно шуметь, и я буквально чувствую, как земля приближается ко мне, падает на меня.

Вот, оказывается, как всё кончается. Самолет ужасно трясет, невозможно прочесть показания приборов, мотор задыхается без воздуха, а крылья отягощены льдом. И снова это чувство: я еще не готов выйти из игры. Я много раз говорил себе, что этот день рано или поздно настанет, что он налетит на меня так же внезапно, как приближающаяся ко мне земля.

И всё же, сейчас я сожалею о том будущем, которого у меня никогда не будет. Я падаю вниз через грозовое облако, и моя ручка управления больше ничем не управляет. Я — маленькая щепочка, уносимая ветром, дождевая капля в самом центре тайфуна. Эта капелька вот-вот разразится фейерверком разлетающихся обломков и сольется с морем первозданного хаоса.

И тогда происшедшее станет уделом контрольных служб, воздушной полиции, статистиков, газетчиков, командира части, командира эскадрильи, распространителей сплетен и узкого круга друзей погибшего. Я — это шахматный конь, которого вышибли из его квадратика на игровом поле, и теперь он должен будет вечно валяться за пределами доски.

Завтра утром небо будет безоблачным, и солнце осветит неподвижные обломки того, что было когда-то реактивным самолетом ВВС США номер 29405. Но сейчас эта несусветная гроза всё еще мучает меня в небе. Она явно хочет вначале сокрушить меня морально, а уже потом — физически.

Все приборы дают ложные показания. Самолет не отвечает ни на какие мои попытки привести его в чувство. Столкновения с землей можно ждать в любую секунду. Вот сейчас уже всё кончится, а дальше будут лишь тишина и темнота. В дальних уголках моего ума под прикрытием страха затаились любопытство и терпеливое ожидание. И гордость. Я — пилот. И я буду пилотом в следующей жизни.

И вдруг терьер отпустил крысу. Воздух тут же стал ровным и мягким, как вечерняя дымка. Альтиметр показывает 3000 футов. Скорость — 190 узлов. Вертикальная скорость — 4000 футов в минуту. Выравниваю белые крылья. Воздух за бортом теплый. Стук в двигателе — это лед отрывается от воздухозаборных устройств и попадает на лопасти компрессора. Большие ломти льда отваливаются от крыльев.

Половина лобового стекла вдруг становится прозрачной. На ней появляется знакомое голубое мерцание... Опять вспышка молнии слева. Смотри мне! Хватит на сегодня полетов через грозовые облака! Забудь обо всех своих маршрутах и облетай Фальцбург с севера. 15 000 футов. 320 узлов. Тусклая вспышка слева сзади.

И тут откуда ни возьмись у меня в ушах начинает звучать старая пилотская песенка: «...рано, рано мне пока еще умирать...» Как приятно снова чувствовать себя живым! Как я раньше не ценил этого чувства! Но теперь-то я знаю, что значит жить!