решения передислоцировать гвардию ВВС в Европу. Здесь есть письма жен, семей и работодателей, которые задают вопросы и предлагают свои ответы. Газеты говорят о плохих условиях, в которых мы здесь живем, о трудностях нашей службы и о том, что мы об этом думаем. Корреспонденты сильно сгущают краски, потому что в действительности всё здесь не так уж плохо.
Меня мобилизовали в ВВС, когда я занимался интересной работой, летая на небольших аэропланах и печатая свои заметки в журнале любителей авиации. Служба в армии, конечно, не входила в мои планы. Но я знал, что впервые за все эти годы стране, которой я стольким обязан, понадобилась моя помощь.
Мне более по душе свободная гражданская жизнь, но случилось так, что моя страна оказалась под угрозой новой войны. Мобилизация не была приятной ни для меня, ни для моей семьи, но она была неизбежна. По ее результатам можно было понять, что Воздушная Гвардия — это не просто коллектив спортсменов, которых иногда вызывают на сборы, чтобы они могли за счет государства полетать на самых современных самолетах.
В течение месяца после мобилизации мы проделали в воздухе все тренировочные задания, которые нам только могли предложить. Затем моя эскадрилья пересекла Атлантику с двумя посадками. Мы не заправлялись топливом в воздухе и не пользовались услугами навигационных станций. Перелет прошел нормально, и через несколько часов мы уже приземлились в Шомоне.
Вслед за нами через Атлантику на транспортных самолетах были переброшены сотни тонн оборудования, боеприпасов и продовольствия. Мы услышали от пилотов НАТО много странных рассказов о новом для нас мире Европейской службы распределения воздушного пространства. На новом месте нас несколько раз поднимали по тревоге. Вначале всё шло вкривь и вкось, потом мы стали привыкать, и теперь эскадрилья может вылететь в любое время суток, потому что люди действуют точно и без промедления.
Хотя многие считают наше пребывание в Европе нецелесообразным и хотя политический кризис, который послужил поводом для нашей мобилизации, уже миновал, мы продолжаем нести боевое дежурство в стране наших друзей. Во Францию мы прибыли всем своим личным составом и со всей своей техникой. Сегодня пилоты самолетов особого назначения играют в бридж, шахматы и пинг-понг, а рядом по-прежнему стоят красные телефоны.
Конечно, всё это нам чего-то стоило. На сегодняшний день за нашу боевую готовность пришлось заплатить жизнью одного пилота. Дона Слэка. Флаги в расположении нашей эскадрильи всё еще приспущены. Для нас, пилотов контингента американских ВВС во Франции, служба в этой стране напоминает один продолжительный уик-энд.
Люди в городе говорят на незнакомом языке, везде выставлены часовые и видна колючая проволока. Мы летаем в том же составе, что и раньше (за исключением одного человека), на тех же самых самолетах (за исключением одного) и ни на что не досадуем (кроме одного несчастного случая). Мы поднимаемся в воздух и замечаем, что небо здесь почти такое же, как и у нас на родине. Ветер, дождь, солнце и звезды — всё здесь очень похожее. Небо — наш своеобразный дом, и поэтому, поднимаясь на несколько часов в воздух, я не скучаю по своей стране. Я скучаю лишь по Дону Слэку.
Не мигая, на просторах ночи ярко сверкают звезды. Это тоже часть моего мира. На какое-то время я задумываюсь над тем, сколько всего было сказано об очаровании этого небесного храма. Миллионы слов было произнесено, написано и напечатано людьми, которых обвиняли в сентиментальности. Какое грубое обвинение для человека, который просто описывает то, что видит!
Но как бы ни было трудно запечатлеть это переживание на бумаге, в рифмованных строках или на светочувствительной пленке, число людей, которые пытались это сделать, свидетельствует о том, как велико обаяние заоблачной страны. «Небесный храм», «заоблачная страна» — еще несколько слов в книге, удел которой — пылиться на книжных полках. В конце концов, небо следует просто считать интересным местом. О небо, моя любовь!
Широкая стрелка «Такана» дрожит, индикатор показывает «006», и наступает время для осуществления моих планов. Я начинаю снижаться. Правая рука тянется к регулятору яркости света в кабине, а затем переключает еще несколько тумблеров. Сейчас меня, должно быть, заметили на экране шомонского радара. Большой палец сильно нажимает кнопку включения микрофона.