Ричард Бах

Ничто не случайно

тяжелая. — Не думаю. Мы вполне можем ее поднять. Стью и я приподняли стальную цапфу подборщика, навесили ее на крюк трактора и вставили на место стопорный штифт.

— Спасибо вам, ребята, — сказал фермер. На нем была джинсовая куртка поверх комбинезона, фуражка железнодорожника, а на лице — выражение безмятежного спокойствия при виде свалившегося на его поле самолета. — Хороший у вас сенокос, — сказал я. — Вы не против, если мы тут немного полетаем, покатаем пассажиров? — Один только раз? — Мы надеемся, что много. — Ну... Ему эта идея пришлась не по душе, но, в конечном счете, он согласился.

Я разгрузил самолет для нескольких пробных полетов, чтобы посмотреть, не будем ли мы задевать деревья. Дела были неважные. Мы пролетали над вершинами деревьев гораздо ниже, чем я надеялся, а с пассажирами на борту будет совсем неуютно. Но другого поля поблизости от городка не было. Кругом сплошная кукуруза.

Нечего было и пытаться. Просто это поле оказалось неподходящим, и нам придется двигаться дальше. Но солнце уже опустилось низко, да и горючее было на исходе. Мы решили заночевать здесь, а с утра тронуться в путь. Мы лишь укрепились в своих намерениях, когда в сумерках к нам подошел всё тот же фермер.

Лучше бы вам не летать здесь, парни. Выхлопы вашего мотора могут испортить мне сено. — О'кей. Вы не против, если мы здесь заночуем? — Это — пожалуйста. Я только не хочу, чтобы эти выхлопы добрались до сена, и это всё. — Спасибо, сэр. — Мы пешком отправились в город за гамбургерами, держась правой обочины и задевая по пути сорняки.

— Как насчет его трактора? — спросил Стью. — У его трактора разве нет выхлопов? Есть, но это не имеет никакого значения. Он хочет, чтобы мы отсюда убрались, и мы уберемся. Тут нет вопросов. Это его земля.

С закатом мы вернулись к самолету и нашим спальным мешкам. Там нас дожидались десять миллиардов речных москитов. Они курсировали с легким гудением на малых оборотах и с нетерпением жаждали с нами встретиться. Стью, ставший более разговорчивым после отлета Пола, стал делать предложения.

— Мы могли бы выставить для них на крыле кварту крови, — сказал он. — Или привязать поблизости пару сотен лягушек. Или можно запустить мотор и выкурить их отсюда... Ты очень изобретателен, парень, но всё, что нам нужно, — это прийти к взаимопониманию с москитами. У них свое жизненное пространство в этом мире, а у нас — свое... — Мы могли бы вернуться в город и купить какое-нибудь средство от комаров...

— ...и как только мы поймем, что они вовсе не собираются нарушать наш покой, они тогда просто... уйдут. В десять вечера мы уже шли в город. Пока мы шли, каждые семь минут мимо нас с ревом проносился сверкающий новый автомобиль без глушителя, со скоростью 70 миль в час, потом останавливался, разворачивался и стремительно несся обратно.

— Что, черт побери, делают эти придурки? — спросил я озадаченно. — Тащатся по Главной. — Что? — Это называется «тащиться по Главной», — пояснил Стью. В маленьких городках детворе нечем заняться, вот они и мотаются всю ночь на машинах туда-сюда.

Он ничего не сказал ни в похвалу, ни в осуждение. Он просто рассказал мне всё, как есть. — Это что, развлечение такое? Они делают это ради забавы? — Да. — О! Мимо с визгом пронеслась еще одна машина. Нет. Машина была та же, что и семь минут назад.

Боже милостивый, подумал я. Появился ли бы у нас когда-нибудь Авраам Линкольн, Томас Эдисон, Уолт Дисней, если бы все проводили свое внешкольное время, тащась по Главной? Я всмотрелся в мелькавшие в долю секунды лица сидевших за рулем и увидел, что проносящиеся мимо молодые люди не столько вели машину, сколько их самих вела за собой откровенная, отчаянная скука.

— Я горю нетерпением узнать, какой вклад в достижения человечества сделают эти парни. Ночь стояла теплая. Стью постучач в дверь магазина, вот-вот готового закрыться, объяснил им насчет москитов и уплатил пятьдесят центов за бутылочку обещаний, что москиты нас не тронут. Я купил пинту апельсинового шербета, и мы пошли обратно, к самолету.

— Возьмешь немного этого зелья? — спросил Стью. — Нет. Всё, что здесь нужно, — это понимание... — Вот черт. А я уже собирался продать тебе пару капель за пятьдесят центов. Никому из нас не удалось добиться покоя от этих мелких тварей.