текущего ремонта. Хвостовой костыль стерся и стал совсем тонким. Одно время у меня был стальной ролик и металлическая пластина, предохранявшие его от износа, но постоянные взлеты и посадки тоже довели их до ручки. В случае необходимости мы могли бы сделать другой костыль из куска дерева, но было самое время заняться профилактикой. Мы обсудили это по дороге на завтрак и решили поискать магазин скобяных изделий.
Несмотря на близкое соседство с курортной местностью на озере Джинива, Уолворт понемногу становился вполне современным городком, и мы отыскали скобяные товары в торговом центре. — Могу я чем-нибудь помочь? — спросил продавец. — В общем, да, — сказал я медленно и осторожно. — Мы ищем башмак для хвостового костыля. Есть у вас что-нибудь в этом роде?
Как это всё-таки странно. Если не держаться в неких рамках и говорить не то, чего от тебя ожидают, то с тем же успехом ты мог бы говорить на суахили. — Простите, что? — Башмак... хвостового... костыля. Наш костыль совсем износился. — Не думаю... что? — Спасибо, мы сами подыщем что-нибудь.
Мы ходили по рядам всевозможных железок, пытаясь найти длинную узкую полоску металла с отверстиями для шурупов, чтобы можно было закрепить ее на деревянном костыле. Нам попалось несколько больших дверных петель, которые могли бы подойти, штукатурная лопатка и большой гаечный ключ.
— Да вот же он, — позвал меня Стью через зал. В руке он держал башмак хвостового костыля. Этикетка на нем гласила: Рессорная стальная супершина фирмы Воган. На самом деле это была небольшая плоская монтировка, явно изготовленная компанией по производству башмаков для хвостовых костылей. — А, так вы имели в виду лапчатый лом! — сказал продавец. — Я не был уверен, что вам нужно именно это.
Заведение, в котором мы завтракали, существовало в городе несколько дольше, чем торговый центр. Единственные изменения с тех времен, когда здесь был салун, заключачись в том, что была снята дверь «летучая мышь», мебель превращена в музейные экспонаты, а над зеркалом и как минимум тысячей выставленных вверх дном стаканов были вывешены весьма живописные картины Гамбургер, Чизбургер и Картофель во фритюре.
На одной из стен висел грубо сколоченный дубовый треугольник, имевший вдоль одной стороны зазубрины, словно грубая пила. В нескольких дюймах ниже висела табличка с надписью Фургонный домкрат. — Стью. — Да. — Хвост нашего Паркса весит больше, чем весь остальной самолет. Надо нам будет стащить эту штуковину, чтобы можно было надеть новый башмак. — А мы и стащим.
— Ты не думаешь, что мы могли бы позаимствовать этот домкрат каким-то образом и пустить его в дело? — Это старинный фургонный домкрат, — ответил он. — Они ни за что не отдадут его, чтобы поднимать самолет. — Не мешало бы спросить. Но как он действует?
Мы взглянули на Домкрат, и в нашей кабинке воцарилась тишина. Этот Домкрат никак не мог поднимать что бы то ни было. Мы не могли себе представить, как он вообще мог поднимать какой-либо фургон. Мы делали наброски на салфетках и картонных подставках, рисовали фургончики и все мыслимые способы, какими этот деревянный треугольник мог бы их приподнимать. Под конец Стью решил, что всё понял, и попытался втолковать это мне, но всё равно получалась бессмыслица. Мы не стали просить одолжить нам Фургонный Домкрат и заплатили по счету, вконец озадаченные этим висящим на стене предметом.
— Можно было бы запустить двигатель, — сказал я, — и поднять хвост воздушной струей от пропеллера. Конечно, будет немного ветрено, пока ты будешь сидеть под хвостом и надевать башмак. Так себе ветерок, около сотни миль в час. — Это когда я буду там сидеть? Мы придумаем что-нибудь, в этом я был уверен. Мысли Стью отвлеклись от нашей неотложной проблемы.
— Как насчет муки? — спросил он. — Не попробовать ли мне муку? Возьму пакет муки, разрежу его сразу перед прыжком и, спускаясь, оставлю за собой след. — Попробуй. В результате «Великий Американский» вложил 59 центов в покупку пакета просяной муки. Она была на пять центов дешевле, чем все остальные сорта, поэтому мы ее и выбрали.