я знаю странствующих пилотов, которые бы беспокоились по поводу масляного тумана в двигателях их самолетов. Здесь нас волнует, чтобы крылья были в порядке и не отвалились, понимаешь?
— Хорошо. Но всё-таки мне это не нравится в моем новом Тревлэйре. Спенс взял следующих двух пассажиров — мужчину и его сынишку. Он усадил их, пристегнул ремнями, потом опустил свои летные очки, нажал на газ, и самолет побежал по траве, готовясь взлететь. Я обернулся к Стью.
— Здорово, когда кто-то другой работает, так что мы... — пораженный, я оборвал фразу на полуслове. Двигатель Тревлэира заглох на взлете. — О, нет! Сегодня явно не наш день, подумал я в сотую долю секунды. Большой самолет спланировал и приземлился на траву, беззвучно покатившись к дальнему концу полосы. Двигатель заглох почти сразу, поэтому посадка вышла быстрой и безопасной. Еще через мгновение мотор снова ровно затарахтел, но Спенс еще раз взлетать не стал. Он порулил назад, к нам.
— Интересно, что обо всём этом подумают пассажиры, — сказал Стью, чуть улыбнувшись. Самолет подкатил, и я открыл дверцу их кабины.
— Коротковат получился полет? — спросил я спокойно. Если бы мне довелось сидеть на их месте, когда заглох двигатель, я пришел бы в ужас.
— Да нет, не коротковат, только вот поднялись не очень высоко, — ответил мужчина, помогая сыну выбраться из кабины на землю. Это он хорошо сказал, я почувствовал к нему уважение.
— Может хотите покататься в Корабле Номер Один?
— Нет, спасибо. Вы этот отремонтируйте... а мы ближе к вечеру придем полетать.
Я углядел в этом извинение и для себя вычеркнул их из списка тех, кто когда-либо отважится стать пассажиром биплана. Они уехали, и мы занялись делом.
— Очевидно, прекратилась подача бензина, раз мотор так заглох, — сказал я.
— Грязь в топливных магистралях? — высказал предположение Спенс.
— Похоже на то. Давай поглядим. Двигатель пылился на складах в Аризоне, и в топливном фильтре обнаружилась столовая ложка песка.
— Так или иначе, часть проблемы была в этом, — сказал Спенс. — Давай попробуем снова. Мы попробовали еще раз, но двигатель брызгал маслом, чихал и, наконец, вовсе заглох.
— Как у тебя с топливом? Есть полбака. — Он о чем-то подумал и снова заглушил двигатель. Тот работал прекрасно. — Центральный бак, — пояснил он. — Всё прекрасно работает, когда топливо поступает из верхнего бака. Он поэкспериментировал, и оказалось, что, пока двигатель получает топливо из большого бака, расположенного в центроплане верхнего крыла, его заглушить никак не удается.
— Вот оно в чем дело, — наконец заключил он. — Топливный горизонт не в порядке, или что-то в карбюраторе. Когда выжимаешь полный газ, ему нужно это дополнительное давление.
Неполадка была устранена, и мы решили отметить это прыжком с парашютом. Стью не терпелось занести в свой список прыжков надпись: «прыжок из Тревлэйра». Где-то около полудня мы поднялись в воздух и строем из двух самолетов стали набирать необходимую для прыжка высоту. На высоте 2500 футов я от них оторвался и стал кружить, ожидая, когда Стью полетит вниз.
Если прыжок пройдет, как мы рассчитывали, то нам придется потрудиться — толпа вокруг взлетной полосы собиралась немалая. Но прыжок вышел не совсем таким, как было задумано. Стью не попал в нужную точку приземления. Я опускался следом за ним, соображая, что с моей позиции нельзя точно сказать, куда он приземлится. Однако чем ниже мы спускались, тем яснее становилось, что на полосу ему не попасть и что все может закончиться тем, что он зацепит телефонные провода, идущие к югу через пустырь.
Он пролетел в нескольких футах от проводов и приземлился в сорняках, затем вскочил и помахал нам, что с ним все о'кей. Мы со Спенсом в качестве рекламы прошлись строем над полосой, потом разделились и сели. Нас уже поджидала толпа желающих полетать, подошел, неся с собой парашют, запыхавшийся Стью.
— Ребята! Я думал, мне висеть в проводах! Я зазевался и слишком поздно обратил внимание на ветер. Неудачный прыжок! Но так уж вышло. Трагедии не случилось, так что мы принялись за работу.