сказать, что в тот момент необычной могла показаться лишь сила, звучащая в его голосе.
Слова простые, но, в то же время, это был приказ, и парню надо было без разговоров встать и идти в самолёт. А потом произошло всё так, как будто до этого парень просто играл свою роль калеки и, наконец, доиграл заключительную сцену.
Всё было, как в кино. Немыслимая тяжесть исчезла, будто её и не было, он выскочил из коляски и, удивляясь самому себе, пустился вприпрыжку к самолету.
Я стоял неподалеку и слышал его слова.
— Что вы сделали? — спросил он. — Что вы со мной сделали?
— Так ты полетишь или нет? — повторил Дон. — Цена три доллара. Деньги вперёд.
— Я лечу! — сказал он. Шимода даже не помог ему подняться наверх в кабину, хотя обычно это делал.
Люди выскочили из машин. Послышались удивленные возгласы, но тут же все смолкли. Они были поражены — этот человек не ходил уже 11 лет, с тех пор как его грузовик рухнул с моста.
Подобно ребёнку, приладившему крылья из простыни, он вскочил в кабину и уселся. При этом, он так размахивал руками, будто ему их только что подарили.
Никто ещё не успел вымолвить ни слова, а Дон нажал на газ, и самолет поднялся вверх, стремительно набирая высоту.
Бывало ли вам когда-нибудь очень хорошо и немножко страшно одновременно? С Шимодой мне пришлось испытать это не раз. Вот оно чудо — волшебное исцеление человека, судя по всему, заслужившего его, и, в то же время, что-то нехорошее должно было случиться, когда эти двое вернутся.
Люди, ожидавшие их появления, сбились в толпу, толпа может становиться неуправляемой, а это уже совсем плохо. Тянулись минуты, все неотрывно следили за маленьким бипланом, беззаботно парящим в лучах солнца, и вот-вот должно было случиться нечто ужасное.
«Трэвэл Эйр» сделал несколько крутых «восьмерок», пролетел по спирали, а затем медленно пошел на посадку, напоминая тарахтящую летающую тарелку.
Если у него хоть немного есть голова на плечах, он высадит пассажира на дальнем конце поля, быстро взлетит и исчезнет. Собиралось всё больше и больше народа; какая-то женщина бежала изо всех сил, катя перед собой инвалидную коляску.
Он подрулил прямо к толпе, развернул самолет так, чтобы не задеть их пропеллером, и выключил двигатель. Люди подбежали к кабине, и мне показалось, что они готовы разорвать обшивку фюзеляжа, лишь бы добраться до этих двоих.
Может, я поступил трусливо? Не знаю. Я подошел к своему самолету, подкачал бензин, крутанул винт и завел двигатель. Затем забрался в кабину, развернул «Флит» против ветра и взлетел. Я ещё успел заметить, как Дональд Шимода сел на бортик кабины, а толпа окружила его со всех сторон.
Я повернул на восток, потом на юго-восток, а затем приземлился на ночлег на первом же большом поле, на котором росли тенистые деревья и журчал ручей. А поблизости — ни одного города.
6
И сегодня я не могу сказать, что это такое на меня нашло. Страшное предчувствие чего-то рокового погнало меня прочь, прочь даже от этого необычного, загадочного парня по имени Дональд Шимода. Если в какое-то дело замешан рок, то даже сам Мессия не в силах меня удержать.
В поле было тихо — огромный безмолвный луг, а над головой бескрайнее небо... и тихо-тихо журчит ручей. Снова один. К одиночеству привыкаешь, но достаточно нарушить его хоть на день, и тебе придётся привыкать к нему заново, с самого начала.
— Отлично, неплохо провел время, — сообщил я громко лугу. — Всё было занятно, и, наверное, я мог бы многому у него научиться. Но с меня довольно этих толп, даже когда они счастливы... а уж если напуганы, то готовы распять кого-нибудь или тут же начать поклоняться ему.
Это не по мне. Произнеся это, я внезапно осёкся. Все эти слова в точности мог бы сказать Шимода. Почему он остался там? У меня хватило ума улететь, а я вовсе не был мессией.
Иллюзии. Что он хотел сказать об иллюзиях? Это значило больше, чем всё, что он сказал или сделал до того, как он неистово произнес: «Это всё иллюзии!» — как будто с размаху хотел вбить эту идею в мою голову. Конечно же, это была та самая проблема, и мне нужен был скрытый в ней подарок, но я, всё же, не понимал, что всё это значит.