Ричард Бах

Иллюзии

спрашивал. Почему бы ему не ответить просто на мой вопрос и дать мне возможность узнать, как он это делает?

— Так я пытаюсь помочь тебе точнее формулировать свои мысли, — сказал он мягко.

— Ну ладно. Ты можешь сделать так, чтобы казалось, что ты можешь пройти сквозь стену. Так лучше?

— Лучше. Но если ты желаешь быть точным...

— Не подсказывай мне. Я знаю, как сказать то, что хочу. Вот мой вопрос. Каким образом ты можешь переместить иллюзию ограниченного чувства личности, выраженного в таком представлении пространственно-временного континуума, как твое «тело», через иллюзию материальной преграды под названием «стена»?

— Прекрасно! — одобрил он. — Когда ты правильно задаешь вопрос, он отвечает сам на себя, не так ли?

— Нет. Этот вопрос не ответил сам на себя. Как ты проходишь сквозь стены?

— Ричард! Ты был почти у цели, а затем всё испортил! Я не могу проходить сквозь стены... когда ты говоришь это, ты допускаешь существование вещей, которых я вовсе не допускаю, а если и я начну думать так же, как ты, то ответ будет: я не могу.

— Но так сложно, Дон, выражать всё очень точно. Разве ты не знаешь, что я хочу сказать?

— И от того, что что-то очень сложно, ты не пытаешься это сделать? Научиться ходить вначале тоже было тяжело, но ты позанимался, и теперь, глядя на тебя, может показаться, что это вовсе нетрудно.

Я вздохнул.

— Ладно. Забудь об этом вопросе.

— Я о нём забуду. Но у меня есть к тебе вопрос: а ты можешь? — Он глянул на меня с таким видом, будто ему было на это совершенно наплевать.

— Итак, ты говоришь, что тело — это иллюзия, и стена — это иллюзия, но личность реальна, и её нельзя остановить никакими иллюзиями.

— Не я это говорю. Это ты сам сказал.

— Но это так.

— Естественно, — подтвердил он.

— И как ты это делаешь?

— Ричард, тебе не надо ничего делать. Ты представляешь, что это уже сделано, вот и всё.

— Надо же, как всё просто.

— Как научиться ходить. Потом ты начинаешь удивляться, что в этом было такого сложного.

— Дон, но проходить сквозь стены для меня сейчас совсем не сложно; это просто невозможно.

— Ты, наверное, думаешь, что если повторишь «невозможно-невозможно-невозможно» тысячу раз, то всё сложное для тебя вдруг станет простым?

— Прости. Это возможно, и я сделаю это, когда придёт время мне это сделать.

— Поглядите только на него, он ходит по воде, яко посуху, и опускает руки от того, что не проходит сквозь стены.

— Но то было просто, а это...

— Утверждая, что ты чего-то не можешь, ты лишаешься всемогущества, — пропел он. — Не ты ли неделю назад плавал в земле?

— Ну плавал.

— А разве стена — это не просто вертикальная земля? Разве тебе так уж важно, как расположена иллюзия? Горизонтальные иллюзии легко преодолеть, а вертикальные — нет?

— Мне кажется, я начинаю наконец понимать тебя, Дон.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Как только ты поймёшь меня, придет пора оставить тебя на время наедине с самим собой.

На окраине городка стояло большое хранилище зерна и силоса, построенное из оранжевого кирпича. Казалось, что он решил вернуться к самолетам другой дорогой и свернул в какой-то переулок, чтобы срезать путь. Для этого надо было пройти сквозь кирпичную стену.

Он круто повернул направо, вошёл в стену и пропал из виду. Теперь я думаю, что если бы сразу же повернул за ним, то тоже смог бы пройти сквозь неё. Но я просто остановился на тротуаре и посмотрел на место, где он только что был. Затем я коснулся рукой стены, она была из твердого кирпича.

— Когда-нибудь, Дональд, — сказал я, — когда-нибудь... — и в одиночестве пошёл кружным путем к самолетам.

— Дональд, — сказал я, когда добрался до поля. — Я пришел к выводу, что ты просто не живёшь в этом мире.

Он удивленно посмотрел на меня с крыла своего самолета, где учился заливать бензин в бак.

— Конечно, нет. Можешь ли ты мне назвать кого-нибудь, кто живёт в нём?

— Что ты хочешь этим сказать, могу ли я назвать кого-нибудь, кто живёт? Я! Я живу в этом мире!