28. — И не важно, каковы эти муки и насколько сложна задача?
29. — Честь быть повешенным, слава быть распятым и сожжённым, если о том попросил Господь, — сказали они.
30. — А что вы сделаете, — сказал Мессия толпе, — если Господь обратится прямо к вам и скажет: Я приказываю тебе быть счастливым в этом мире до конца твоей жизни. Что вы тогда сделаете?
31. И толпа стояла в молчании, ни единого голоса, ни единого звука не было слышно на склонах горы и во всей долине, где они стояли.
32. Мессия сказал в наступившей тишине: На пути нашего счастья, да будет так, чтобы нашли мы учение, ради которого выбрали именно эту жизнь. Вот что открылось мне сегодня, и решаю я оставить вас, чтобы шли вы своей дорогой, как сами того пожелаете.
33. И он пошёл своей дорогой, сквозь толпу, и покинул их, и вернулся в привычный мир людей и машин.
2
Была уже середина лета, когда я встретил Дональда Шимоду. За четыре года полетов я ещё ни разу не видел ни одного пилота, занимающегося тем же, что и я, кочующего с ветром из города в город, чтобы катать пассажиров на стареньком биплане по три доллара за десять минут в воздухе.
Но однажды, пролетая чуть севернее городка Феррис, что в штате Иллинойс, я глянул вниз из моего «Флита» и увидел, что посреди желто-изумрудного поля стоит старый «Трэвэл Эйр-4000», сияющий золотой и белой краской.
У меня вольная жизнь, но бывает одиноко иногда. Я смотрел на биплан там, внизу, и после нескольких секунд раздумий решил, что ничего плохого не случится, если и я туда ненадолго приземлюсь. Ручку газа на холостые обороты, руль высоты до отказа вниз — и «Флит» вместе со мной в широком развороте заскользил к земле.
Пилот «Трэвэл Эйр» сидел на траве, привалившись спиной к левому колесу своего самолета, и смотрел на меня. С полминуты я тоже смотрел на него, пытаясь разгадать тайну его спокойствия.
Я бы не смог быть таким невозмутимым и просто так сидеть и смотреть, как чей-то самолет приземляется на том же поле и останавливается в десяти метрах от меня. Я кивнул, почему-то сразу почувствовав к нему какую-то симпатию.
— Мне показалось, что вы одиноки, — сказал я.
— Да и вы тоже.
— Не хотел бы беспокоить вас. Если я тут лишний, я полечу своей дорогой.
— Нет. Я ждал тебя.
Тут я улыбнулся.
— Прости, что задержался.
— Пустяки.
Я стянул летный шлем и очки, вылез из кабины и спрыгнул на землю. Хорошо размяться после того, как проведёшь пару часиков в кабине моего «Флита».
— Ты не против сэндвича с сыром и ветчиной? — спросил он. — С сыром, ветчиной, а может ещё и с муравьём. — Ни рукопожатий, никаких там церемоний знакомства.
На вид он не был слишком уж крепок. Длинные волосы, чернее, чем резина на колесе, к которому он привалился спиной. Глаза тёмные, как у ястреба, такие глаза мне нравятся только у моих друзей, иначе я чувствую себя неуютно. Он напоминал мастера каратэ, собирающегося продемонстрировать своё бесшумное и неистовое искусство.
Я взял протянутый сэндвич и чашку воды из термоса.
— Кстати, кто ты? — спросил я. — За годы, что я тут катаю фермеров, я еще ни разу не встречал другого такого же, как и я, бродягу.
— Я, пожалуй, вряд ли способен на что-нибудь ещё, — сказал он, и в голосе его не было сожаления. — Был механиком, сварщиком, разбирал трактора; если я остаюсь на одном месте надолго, у меня начинаются неприятности. Поэтому, я отремонтировал самолет и теперь тоже занялся этим бизнесом — летать по стране и катать фермеров.
— Слушай, а какие модели тракторов ты разбирал, а? — я сам ещё с детства с ума схожу от дизельных тракторов.
— «Д-8» и «Д-9». Но это было недолго, в Огайо.
— «Д-9!» Те, что размером с дом! С двойным редуктором на первой передаче, а они правда могут сдвинуть гору?
— Чтобы двигать горы, есть способы и получше, — сказал он с улыбкой, которая длилась лишь мгновение.
Я опёрся спиной о нижнее крыло его самолета и целую минуту рассматривал собеседника. Игра света... на него было трудно смотреть вблизи. Вокруг головы будто мерцал свет, какое-то смутное серебристое сияние.
— Что-то не так? — спросил он.
— А какие неприятности у тебя начинаются?