Ричард Бах
Дар тому,
кто рождён летать
Рассказы
Небо везде 1
Люди, которые летают 2
Я никогда не слышал, как шумит ветер 5
Я сбил Красного Барона, и что? 6
Молитвы 10
Возвращение пропавшего лётчика 11
Слова 14
С масляным манометром — через всю страну 16
Самолёт — всего лишь машина 19
Девушка из давным-давно 21
Аэропорт имени Кеннеди 25
Перспектива 32
Наслаждаясь их обществом 33
Свет в ящике для инструментов 37
Везде всё о'кей 38
Слишком много тупых лётчиков 42
Думай о черноте 43
Находка в Фэризи 45
Школа совершенства 50
На юг, в Торонто 54
Кот 57
Диспетчерская, 04:00 62
Снежинка и динозавр 64
ММРРрроуЧККрелчкАУМ… и праздник в Ла Гуардиа 65
Евангелие от Сэма 69
Леди из Пекатоники 70
Что-то не так с этими чайками 71
Пленник технической страсти. Спасите! 71
Зачем вам самолёт… и как его получить 74
Авиация или полёт? Выбирайте 77
Голос во тьме 80
Разъездная пропаганда сегодня 81
Место на земле 85
Давай не будем заниматься 86
Путешествие в совершенное место 88
Мёртвые петли, голоса и страх смерти 89
Вещь под диваном 92
Спальный мешок за $71000 93
Парящие на грани 94
Дар тому, кто рождён летать 98
Удивительное соревнование 99
В один прекрасный день египтяне научатся летать 102
Рай — нечто сугубо личное 103
Родом с другой планеты 104
Приключение на борту летающего дачного домика 106
Письмо от богобоязненного человека 109
Говорят, нам отведено десять секунд 113
Небо везде
Имелось в виду, что я должен написать об этом человеке статью, а вовсе не прикончить его, превратив в холодный труп. Но мне почему-то никак не удавалось заставить его в это поверить — редчайший случай встречи с испуганным до патологического состояния существом.
Я стоял перед ним в полной беспомощности, и все мои попытки что-либо ему втолковать выглядели так, словно я говорил на древнем языке урду.
Я был обескуражен тем, насколько, оказывается, слова могут, в отдельных случаях, быть лишёнными смысла и не производить на человека ровным счётом никакого впечатления.
Человек, которому надлежало стать центральной фигурой повествования, заявил мне прямо, что видит меня насквозь, что я есть шут гороховый, деревенщина, неблагодарный хам и ещё целая банда сомнительных личностей, скрывающихся под потертой кожей моей лётной куртки.
Возможно, несколькими годами раньше я, в качестве эксперимента, и прибегнул бы к насильственным методам установления контакта, но, на этот раз, предпочёл просто развернуться и уйти.
Я вышел в дивный воздух южной ночи и побрёл вдоль берега моря, освещенного мягким светом луны — статья должна была быть о том человеке и его курортном рае.
Две волны обрушились на тёмный пляж и рассыпались мерцающим зеленовато-белым фосфором, прогрохотав мягкими раскатами далекого салюта. Я следил за соленым откатом океана, с нежным шипением медленно скользившего по песку.
Я прогуливался, наверное, полчаса, пытаясь понять того человека и причину возникновения его страхов, но, в конце концов, оставил это занятие, как бесперспективное. И только тогда, оторвав взгляд от земли, я посмотрел вверх.
И там — над фешенебельным курортом, и над морем, над рассеянными взглядами ночных посетителей гостиничных баров, надо мной и над моими мелкими проблемами — было небо.
Я замедлил шаги, а потом и вовсе остановился, прямо там, на песке. За горизонтом на севере начиналось небо, оно восходило из-за края земли и скатывалось куда-то в глубины западного океана, скрываясь за горизонтом на юге. Исполненное покоя и абсолютно неподвижное.
Под ломтиком луны проплывали высокие перистые облака, осторожно несомые едва-едва заметным ветерком. И я заметил в ту ночь то, чего не замечал никогда раньше.
Небо движется, оно течет постоянно, но никогда не истекает. И что бы ни случилось, небо всегда с нами. Небо не подвержено беспокойству и заботам. Мои проблемы для него не существуют, никогда не существовали и никогда не будут существовать.
Непонимание не свойственно небу. Равно, как несвойственна ему и склонность судить. Оно просто есть. Оно есть, независимо от того, желаем мы признать это как факт или же предпочитаем похоронить себя заживо под тысячемильной толщей земли. Или ещё глубже — под непроницаемой крышей тупой рутины и бездумных распорядков.
Спустя год, я зачем-то ездил в Нью-Йорк. Дела не клеились, весь мой актив равнялся двадцати шести центам, ужасно хотелось есть и меньше всего — находиться там, где я находился — в тюрьме предзакатных