Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 2)

экзамен, что всё это значит в таком случае?

Если всё это верно, возможно, не о чем беспокоиться. Быть может, я могу посмотреть на то, что кажется мне таким неизбежным и роковым в этой жизни, глазами пришельца с другой планеты и увидеть, что всё это не имеет ко мне никакого отношения. И это даст мне возможность жить дальше совсем по-другому.

Я не думаю, что представляю собой единственного пришельца, который стоял ошеломлённый с фиксатором рулей в руке, приземлившись после нескольких переворотов Иммельмана.

Наверное, другие пилоты тоже переживали подобные озарения, которые открывали им, что всю сложность мира невозможно свести к осмотру аэроплана перед взлётом и нажатию на педаль в полёте.

Я знаю, что каждый из тех, кто летает, может иногда сталкиваться с этим знанием, с этим ощущением таинственности мира, который, под давлением здравого смысла, кажется нам знакомым и родным.

И я был прав. Однажды после группового полёта в над летними облаками, удивительно красивыми в этот день, мой друг заговорил об этом сам.

— Ты слышал, конечно, все эти разговоры об уходе в другие миры. В такие минуты, как сейчас, я чувствую себя так, словно я только что пришёл оттуда.

Такое странное ощущение, понимаешь, будто я пришелец с Венеры или с какой-нибудь другой планеты. Тебе это знакомо? С тобой такое бывало? Ты когда-нибудь задумывался об этом?

— Возможно. Иногда. Да, я задумывался об этом.

— Значит, я не сумасшедший, думал я. По крайней мере, я такой не один.

Теперь это чувство посещает меня всё чаще и чаще, и я должен признаться, что не так уж неприятно быть родом с другой планеты.

Интересно было бы узнать, как там летают.

Приключение на борту

летающего дачного домика

Он продавал мне свой аэроплан, потому что ему нужны были деньги, но за три года он успел к нему привыкнуть и любил его, и ему хотелось думать, что я полюблю его тоже. Казалось, что он считает аэроплан живым существом и желает, чтобы оно было счастливо в этом мире.

Вот почему, после того, как он убедился, что я умею осторожно летать на нём, и после того, как я вручил ему чек, Брент Браун не мог больше сдерживать себя. Он повернулся ко мне и спросил:

— Ну, что ты о нём думаешь? Он тебе нравится?

Я не мог ответить. Я не знал, что сказать ему. Если бы аэроплан был Пипсом или Чемпом, или моторным планером из стекловолокна, я бы воскликнул:

— Вот это да! Какой великолепный аэроплан!

Но самолёт был Рипаблик Сиби 1947 года выпуска, и его красота подобна очаровательной глубине глаз женщины, которая не похожа на кинозвезду с обложки журнала, — прежде чем ты почувствуешь её обаяние, ты должен понять, что она за человек.

— Я не могу тебе сказать, Брент. Аэроплан летает хорошо, но я ещё к нему не привык, он кажется мне большим и незнакомым.

Даже, когда установилась хорошая погода, и я, в конце концов, улетел подальше от снежного Логана, штат Юта, я не мог искренне сказать Бренту Брауну, что буду всегда любить его аэроплан.

Теперь, когда я перелетел на нём через всю Америку зимой, путешествовал во Флориду, на Багамские острова и снова возвратился на континент, где как раз была в разгаре весна, когда я провёл на нём в воздухе почти сотню часов, я могу начать отвечать на его вопрос.

Мы с этим аэропланом летали вместе на высоте тридцать тысяч футов над острыми, как изломанная сталь, горными вершинами, где любая поломка двигателя означала бы довольно большие неприятности.

Мы с ним взлетали с поверхности океана, когда начинало штормить, и где с моим опытом новичка в управлении гидросамолётами, океанские волны несколько раз чуть было не отправили нас на дно, разломив аэроплан на большие куски.

После всех этих испытаний я пришёл к выводу, что Сиби во всех отношениях можно доверять; возможно то же самое он мог бы сказать обо мне. И возможно, если бы я оказался снова в Логане, штат Юта, Бреет Браун мог бы сказать, что я действительно полюбил этот самолёт.

Чтобы появилось доверие, нужно преодолевать препятствия. Вот, например, одно из них. Би — самый большой аэроплан, которым я когда-либо владел.

С расширенными крыльями и наклонёнными законцовками крыльев, его размах равен почти пятидесяти футам. Киль расположен так высоко, что я не могу даже помыть хвост аэроплана без лестницы. При полной заправке он весит больше, чем полторы тонны…