— Это значит, что я буду не свободен… И перестану видеться со всеми своими подругами?
— Да. Со всеми женщинами, с которыми ты обычно спишь. И никаких других любовных историй.
Теперь настал мой черед замолчать, а её — слушать тишину в телефонной трубке. Я чувствовал себя кроликом, которого охотники загнали в угол.
Все известные мне мужчины, которые принимали такие условия, потом об этом сожалели. В каждом из них прострелили не одну дырку, и выжить им удалось только чудом.
Но ведь, как я преображался, когда был с Лесли! Лишь с ней я был таким, каким больше всего хотел быть. Я совершенно её не стеснялся, не чувствовал никакой неловкости. Я ею восхищался, учился у неё. И если она хочет научить меня любить, я могу хотя бы предоставить ей такую возможность.
— Мы такие разные, Лесли.
— Мы разные, мы же и одинаковые. Ты думал, что тебе нечего будет сказать женщине, которая не летала на самолётах. Я не могла себя представить рядом с мужчиной, который не любит музыку. Может, важно не столько быть похожими друг на друга, сколько проявлять любознательность?
Поскольку мы разные, нас ждут радость знакомства с миром друг друга, возможность дарить друг другу свои увлечения и открытия.
Ты будешь учиться музыке, я стану учиться летать. И это только начало. Мне кажется, так может продолжаться бесконечно.
— Давай подумаем, — сказал я. — Давай об этом подумаем. Каждый из нас сам по себе знает, что такое супружество и почти-супружество, у каждого остались шрамы, каждый обещал себе, что больше не повторит такой ошибки.
По-твоему, мы не сможем быть вместе, кроме как… кроме как став мужем и женой?
— Предложи другой вариант, — сказала она.
— Мне и так было очень даже неплохо, Лесли.
— Очень даже неплохо — этого мало. Я сама по себе смогу быть более счастливой, и для этого мне не придётся выслушивать твои извинения, когда ты будешь уходить, пытаясь от меня отделаться, возводя между нами новые стены.
Либо я буду единственной твоей возлюбленной, либо не буду ею вообще. Я попробовала жить половинчато, как ты — это не срабатывает, — для меня.
— Это так сложно, в супружестве столько ограничений…
— Я так же, как и ты, Ричард, ненавижу супружескую жизнь, которая делает людей тупыми, заставляет их обманывать, сажает их в клетки. Я избегала замужества дольше, чем ты, — с момента моего развода прошло уже 16 лет.
Но тут я отличаюсь от тебя. Я считаю, что существует другой тип супружеской жизни, когда каждый из нас чувствует себя более свободным, чем если бы он был один.
Шансов, что ты это увидишь, очень мало, но мне кажется, что у нас это могло бы получиться. Час назад я бы сказала, что шансов нет вообще. Я не думала, что ты позвонишь.
— Да ну, брось. Ты ведь знала, что я позвоню.
— Не-а, — возразила она. — Я была уверена, что ты выбросишь моё письмо и улетишь куда-нибудь на своём самолёте.
Прямо читает мои мысли, — подумал я. Я снова вообразил эту картину — как я убегаю в Монтану. Полно действия, новые места, новые женщины.
Но даже думать об этом было скучно. Я уже не раз так поступал, — продолжал я мысленно, — и знаю, что это такое, знаю, что всё это очень поверхностно.
Нет стимула двигаться дальше, меняться. Такие поступки ничего не значат для меня. Итак, я улечу… и что?
— Я бы не улетел, не сказав ни слова. Я бы не бросил тебя, когда ты на меня сердишься.
— Я на тебя не сержусь.
— Хм… — ответил я. — Ну, по крайней мере, достаточно сердишься, раз решилась разорвать самую замечательную дружбу, которая у меня когда-либо была.
— Послушай, Ричард, в самом деле: я не сержусь на тебя. В тот вечер я была в бешенстве, я чувствовала к тебе отвращение. Потом пришло отчаяние, и я стала плакать.
Но чуть погодя, я перестала плакать, долго о тебе думала и поняла, в конце концов, что ты поступаешь наилучшим для себя образом и что ты будешь таким, пока не изменишься, причём, ты должен сделать это сам — никто за тебя этого не сделает.
Как же я могу на тебя сердиться, когда ты ведёшь себя наилучшим образом?
Я почувствовал, как тёплая волна ударила мне в лицо. Какая нестандартная, великолепная мысль!
В такой момент она поняла, что я поступаю наилучшим, с моей точки зрения, образом! Кому ещё в целом мире удалось бы это понять? Меня заполнило уважение к ней, породившее, в то же время, подозрения по отношению к себе.
— Хорошо, а что если я поступаю не лучшим для