себя образом?
— Тогда, я на тебя сержусь.
Она почти рассмеялась, когда это сказала, и я несколько расслабился на своём диване. Если она может смеяться, то ещё не конец света, пока ещё не конец.
— Может быть, нам заключить контракт? Согласовать друг с другом, а затем четко и ясно изложить, какие изменения нам нужны?
— Не знаю, Ричард. Это звучит так, словно ты играешь в игрушки, а здесь всё гораздо серьёзнее. Я больше не хочу твоих игр, повторяющихся отговорок, твоих старых защитных приёмов.
Если тебе снова нужно будет от меня обороняться, а мне — доказывать, что я — твой друг, что я тебя люблю, что не хочу делать тебе больно, разрушать тебя, не собираюсь замучить тебя до смерти однообразием и скукой, — это будет уже слишком.
Мне кажется, ты достаточно хорошо меня знаешь, и знаешь, что ты по отношению ко мне чувствуешь. Если ты боишься, — что ж, значит боишься. Пусть так оно и будет, меня это устроит; правда, устроит. Давай на этом и расстанемся. Мы — друзья, идёт?
Я задумался над её словами. Я так привык, что я прав, что побеждаю в любовных спорах. Но как я ни старался найти в её рассуждениях слабое место, у меня это не получалось.
Её аргументы рушились только в том случае, если она меня обманывала, пыталась обвести вокруг пальца, уязвить, погубить. Но в это я не мог поверить.
Я был уверен, что, как она поступает с другими, так может поступать и со мной. Но я никогда не видел, чтобы она обманывала кого-то или желала кому-нибудь зла, даже тем, кто проявил по отношению к ней жестокость. Всё это она прощала.
Если бы я в этот момент позволил себе что-то сказать, то я, наверное, сказал бы, что люблю её.
— Ты тоже поступаешь наилучшим для себя образом, так ведь? — спросил я.
— Да, это так.
— Не удивляет ли тебя, что мы с тобой будем исключением из общего правила, ведь буквально никто вокруг нас не умеет сохранять близость? Без того, чтобы кричать, хлопать дверьми, терять уважение друг к другу, вешать друг на друга ярлыки, погрязать в однообразии?
— Не кажется ли тебе, что ты особенный человек? — ответила она вопросом на вопрос, — а я, как по-твоему?
— Я никогда не встречал никого, похожего на нас, — сказал я.
— Если я на тебя рассержусь, то, по-моему, ничего плохого нет в том, чтобы покричать или хлопнуть дверью. Даже запустить в тебя чем-нибудь, — если слишком уж рассержусь. Но это не значит, что я перестала тебя любить. Правда, для тебя это не имеет смысла, ведь так?
— Никакого. Нет такой проблемы, которую мы не смогли бы разрешить, спокойно и рационально обсудив её. Если мы будем не согласны друг с другом, что плохого в том, чтобы сказать: «Лесли, я не согласен, вот мои соображения по этому поводу?»
А ты в ответ: «Хорошо, Ричард, твои аргументы убедили меня, что твой вариант лучше». Тут и конец разногласиям. И не нужно будет подметать осколки посуды и чинить поломанные двери.
— Хорошо бы так, — сказала она. — Я кричу, когда боюсь, когда мне кажется, что ты меня не слышишь. Может ты слышишь мои слова, но не понимаешь, что я имею в виду, и я боюсь, что ты сделаешь что-нибудь такое, что будет во вред нам обоим, о чём мы вместе потом будем сожалеть.
Я вижу, как этого избежать, но ты не слышишь меня, поэтому приходится говорить весьма громко, чтобы ты услышал!
— Ты говоришь, что если я услышу сразу, то тебе не придётся кричать?
— Да. Очевидно не придётся, — ответила она. — Даже если у меня и вырвется крик, через пару минут я овладею собой и успокоюсь.
— А я, в это время, буду дрожать, как шарик, зацепившийся за карниз…
— Если не хочешь гнева, Ричард, то не серди меня! Я весьма спокойный и уравновешенный человек. Я не мина, которая взрывается от малейшего прикосновения.
Но ты — один из самых больших эгоистов, которых я когда-либо знала! Если бы не мой гнев, ты бы давно уже по мне потоптался, — он дает нам обоим возможность ощутить, что когда хватит — значит хватит.
— Я давным-давно говорил тебе, что я эгоист, — подтвердил я. — Я обещал, что всегда буду поступать в соответствии со своими интересами, и я надеялся, что и ты будешь поступать так же…
— Оставь свои определения при себе, пожалуйста! — прервала она меня. — Ты сможешь когда-нибудь стать счастливым, только если тебе как-то удастся научиться не всегда думать только о себе.
Пока в твоей жизни не найдётся места для человека, который был бы для тебя не менее важен, чем ты сам, ты всегда будешь