Ричард Бах

Мост через вечность (Часть 2)

взять на себя.

Почему я избрал именно этот момент, чтобы отдалиться от неё? Сразу после того, как она встретила меня на земле, меня снова окружили мои стены. Я начал разговор с несколькими другими пилотами и не заметил, как она ушла.

Мне пришлось самому откатить аэроплан. Это была нелёгкая работа на солнце, но мне облегчила её моя злость в связи с её уходом. Когда я вошел в трейлер, она лежала на полу, притворяясь уставшей.

— Привет, — сказал я, переводя дух после работы. — Благодарю за помощь.

Ответа не последовало.

— Это как раз то, что мне нужно после трудного полёта.

Молчание. Она лежала на полу, отказываясь произнести хотя бы одно слово. Наверное, она заметила, что я сержусь на неё, прочла мои мысли вновь. Меня охватила ярость.

Как глупо играть в молчание, думал я. Если её что-то беспокоит, если ей не нравится то, что я делаю, почему бы ей просто не подойти ко мне и не сказать прямо обо всём? Если она не хочет разговаривать — я тоже не буду.

Я переступил через ее тело на полу и включил кондиционер. Затем я растянулся на кровати, открыл ни к чему не обязывающую книгу и читал её, думая, что для нас нет перспективы в будущем, если она будет продолжать в том же духе.

Через некоторое время она зашевелилась. Ещё спустя несколько минут поднялась и, бесконечно уставшая, побрела в ванную. Я слышал, как насос накачивает воду. Она выливала её, хотя знала, что мне пришлось тащить каждую каплю из города и вручную заполнять бак трейлера.

Она хотела заставить меня поработать ещё больше. Шум вытекающей воды прекратился.

Я отложил книгу. Её очарование, прелесть нашей жизни в пустыне — неужели всё это разъедает кислота моего прошлого? Неужели я не могу научиться прощать её грехи? Она меня неправильно поняла и обиделась. Я могу быть достаточно великодушным, чтобы простить её, не правда ли?

Из ванной ничего не слышно: малышка, наверное, плачет.

Я прошел по узкому коридорчику и постучал в дверь дважды.

— Мне жаль, вуки, — сказал я, — я прощаю тебя:

— ЧЧЧЧТТТТОООО-О-О!!! — Завопил зверь внутри. Бутылка разлетелась от ударов о деревянные стены; пузырьки, зубные щетки, расчески с силой разлетались в стороны.

— Ты, проклятый (хряс!) Идиот! Я (шлёп!) Ненавижу тебя! Чтоб я тебя больше никогда не видела! Я лежу (шмяк!) На полу, он, проклятье, проходит мимо. Я чуть не умерла от теплового удара, работая с твоим дурацким планером! А ты оставил меня лежать на полу, а сам читал книгу! Если бы я умерла, ты бы даже не заметил! (шлёп!) Ладно! Мне тоже наплевать на тебя Ричард идиотский Бах!! Проваливай, иди к чертям отсюда. Я хочу быть сама! Ты себялюбивая… свинья! (хрясь!)

Никогда… никто… за всю… мою… жизнь… не… говорил... так… со… мной. И никогда я не видел, чтобы кто-нибудь поступал так. Она ломала всё, там внутри!

Исполненный отвращения и ярости, я выскочил из трейлера, хлопнув дверью, и подбежал к Майерсу, стоящему на солнце. Жара была беспощадной, как потревоженные муравьи; но я едва ли заметил её. Что с ней случилось? И ради неё я отказался от своей Совершенной Женщины! Какой я дурак!

Когда я странствовал, я очень просто излечивался от толпофобии: сразу же покидал её, улетал и оставался наедине с собой. Это было таким эффективным средством, что я стал его использовать и против личнофобии, от которой оно излечивало так же хорошо.

Как только кто-то переставал мне нравиться, я покидал его, и впоследствии больше не думал о нём.

В большинстве случаев, этот метод выручал меня — уход был, быстродействующим средством против всех, кто досаждал мне. Исключением, конечно, в одном случае из двух миллиардов, был случай, когда тебе причиняет боль твоя родная душа.

Я чувствовал себя, будто вздёрнутым на дыбу. Мне хотелось бежать, бежать, бежать. Прыгай в аэроплан, заведи мотор, не обращай внимания на погоду, не обращай внимания ни на что, просто взлетай, поворачивайся носом в любом направлении, дави до упора на газ и пошёл!

Приземлись где-нибудь, где нужно, заправляйся топливом, снова заводи мотор, взлетай и пошёл!

Никто не имеет права кричать на меня! Ты можешь кричать на меня только один раз. И никогда больше ты не получишь возможности делать это, потому что я сразу и навсегда ухожу. Хлопнуть дверью, уйти — и всё кончено!

И вот я стоял, уже касаясь пальцами блестящей ручки дверцы кабины аэроплана. Но, на этот раз, мой ум не позволил мне бежать.