Ричард Бах

Мост через вечность (Часть 2)

чтобы быть таким же аккуратным, как она, и потянулся за вешалкой.

— Я боялся измениться, конечно. Я защищал своё привычное, почти безупречное положение.

— Это твои доспехи? — спросила она.

— Да, конечно, эта защита.

— Защита. Почти каждый мужчина, которого я знала, погребён под защитным слоем, — сказала она. — Вот почему даже самые красивые из них так чертовски непривлекательны!

— Они отталкивали тебя от себя. И я когда-то отталкивал тоже.

— Ты нет, — сказала она, а когда я напомнил ей факты, она заметила:

— Ты почти оттолкнул меня. Но я знала, что то холодное существо, которое я вижу, это не ты.

Я увлек её за собой в постель, дышал её золотыми волосами.

— Какое прелестное тело! Ты так… невероятно прекрасна; и ты — моя жена! Как это может быть одновременно?

Я очень нежно поцеловал уголок её рта.

— Прощай, моя гипотеза!

— Прощай?

— У меня была в ходу гипотеза, почти теория, до того как ты прекратила мои поиски. Вот она: красивые женщины почти равнодушны к сексу.

Она засмеялась от удивления.

— О, Ричард, ты шутишь! Правда?

— Правда. — Меня охватили противоположные желания. Я собрался рассказать ей, но, в то же время, я хотел продолжать ощущать её прикосновение. Всему своё время, думал я, всему своё время.

— Знаешь, что неверно в твоей гипотезе? — спросила она.

— Думаю, что в ней всё верно. Но есть исключения, и ты — спасибо Творцу — одно из них. А в общем случае, дело обстоит так: красивые женщины устают от того, что их рассматривают в качестве сексуальных объектов.

В то же время, они знают, что их достоинства этим исчерпываются, поэтому их переключатели срабатывают на выключение.

— Занятно, но неправильно, — сказала она.

— Почему?

— Детская наивность. Переверни наоборот. Согласно моей теории, Ричард, привлекательные мужчины почти равнодушны к сексу.

— Чепуха! Что ты хочешь этим сказать?

— Слушай: «Я защищена от привлекательных мужчин, как крепость, я холодна к ним, я не подпускаю их к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, не отвожу им никакой роли в моей жизни, и после этого всего начинает почему-то казаться, что они не получают такого удовольствия от секса, как мне бы хотелось…»

— Неудивительно, — сказал я и, при виде разлетающихся обломков моего разгромленного предположения, понял, что она имеет в виду. — Неудивительно!

Если бы ты не была так холодна к ним, вукнесс, если бы ты чуть-чуть открылась, дала им понять, как ты себя чувствуешь, что ты думаешь, — ведь, в конце концов, ни один из нас, по-настоящему привлекательных мужчин, не хочет, чтобы к нему относились, как к секс-машине!

Вот и получается, что если женщина даёт нам почувствовать чуть-чуть человеческого тепла, выходит совсем другая история!

Она переместила своё тело очень близко к моему.

— Класс? — сказала она. — И какова мораль этой басни, Ричард?

— Там, где отсутствует душевная близость, идеального секса быть не может, — сказал я. — Такова мораль, учитель?

— Каким мудрым философом ты становишься!

— И если кто-то постигает это, и если он находит того, кем восторгается, кого любит, уважает и искал всю свою жизнь, разве не может оказаться, что он находит, тем самым, самую уютную постель для себя?

И даже если тот, кого он нашёл, оказывается прекрасной женщиной, не может ли оказаться, что она будет уделять очень много внимания сексуальному общению с ним и будет наслаждаться радостями физической близости в той же мере, что и он сам?

— Вполне возможно, что в той же мере, — засмеялась она. — А может быть, даже больше!

— Учитель! — воскликнул я — Не может быть!

— Если бы ты мог побыть женщиной, ты бы многому удивился.

Мы — молодожены — касались друг друга и разговаривали в течение всей ночи, так что разрушающиеся стены, закаты империй, столкновения с правительством и банкротство — всё это просто утратило всякий смысл.

Это была одна ночь из многих, поднимающаяся из прошлого, возвышающаяся над настоящим и устремляющаяся в мерцающее будущее.

«Что самое важное в любой выбранной нами жизни? — думал я. — Может ли всё быть таким простым и сводиться к близости с тем, кого мы любим?»

За исключением тех часов, когда мы ссорились друг с другом в пустыне или умирали от усталости, сидя за компьютерами, всё, что мы делали, было окружено слабо сияющей аурой эротичности.