много для нас значат, что почти каждую из них нам удается сохранить. Если когда-нибудь мы встретим нашу дорогую фею идей, мы просто задушим её в объятиях — вот как мы её любим!
Тут Тинк закрыла лицо руками и разрыдалась. — О, спасибо, спасибо вам! — сказала она, всхлипывая. — Я так стараюсь помочь... Я вас тоже очень люблю! Я остолбенел. — Так ты и есть фея идей? От кивнула, не отрывая рук от лица.
— Здесь всем руководит Тинк, — тихо произнес Аткин, выставляя свою установку в исходное состояние. — Она очень серьёзно относится к своей работе.
Девушка вытерла слезы кончиками пальцев. — Я знаю, вы зовете меня разными глупыми именами, — сказала она, — но главное, что вы прислушиваетесь.
Вы удивляетесь, — почему, чем больше идей вы используете, тем больше их к вам приходит? Да потому, что фея идей знает, что она для вас что-то значит! А раз так, то и вы для неё значите немало.
Я говорю всем, кто здесь работает, что мы должны отдавать всё самое лучшее, потому что эти идеи не просто витают в нуль-пространстве, они приходят к людям! — Она достала носовой платок. — Простите, что я расплакалась. Не знаю, что это на меня нашло.
Аткин, забудь об этом... Он посмотрел на неё без улыбки. — Что забыть, Тинк? Она повернулась к Лесли и принялась горячо объяснять.
— Вы должны знать, что каждый из работающих на этом этаже, по крайней мере, в тысячу раз умнеё меня...
— Всё дело в очаровании, — сказал Аткин. — Все мы были учителями, нам нравится эта работа и подчас мы не так уж плохо с ней справляемся, но никто из нас не может придать идеё такого очарования, как Тинк.
А без него, даже самая превосходная идея во Вселенной так и останется мёртвым стеклом, и никто к ней не прикоснётся.
Но, когда к вам приходит идея, посланная феей сна, она настолько очаровательна, что от неё просто невозможно отказаться, и идея отправляется в жизнь, изменяя миры.
Эти двое нас видят, — подумал я, — значит, они — это мы из альтернативной жизни, те, которые выбрали другие пути на карте судеб. Всё же, как-то не верилось. Фея идей — это мы?
Неужели другие уровни нашего «я» многие жизни шлифуют знание, доводя идеи до кристальной ясности, надеясь, что мы увидим и воспользуемся ими в нашем мире?
В этот момент к нам подкатил маленький робот, державший в манипуляторах новый кристалл, под тяжестью которого поскрипывали амортизаторы. Он осторожно установил кристалл на стол Аткина, дал два негромких звонка, и укатил вдоль по проходу.
— Отсюда, — поинтересовался я, — ... все идеи? Изобретения? Ответы?
— Не все, — сказала Тинк. — Есть ответы, которые вы получаете сами, на основе собственного жизненного опыта.
Отсюда приходят только самые странные, самые неожиданные, те, на которые вы наталкиваетесь, когда освободитесь от наваждения повседневности. Мы просто просеиваем бесчисленные возможности и отбираем из них те, которые вам понравятся.
— А идеи рассказов? — спросил я. — Идеи книг? Чайка Джонатан тоже пришла отсюда?
— Рассказ о чайке для тебя был просто идеален, — нахмурилась она, — но ты только начинал тогда писать и ничего не хотел слушать.
— Тинк, я слушал!
Её глаза вспыхнули. — И он ещё говорит, что слушал! Ты хотел писать, но только чтобы в твоих произведениях не было ничего слишком необычного. Я из сил выбилась, пытаясь привлечь твоё внимание!
— Из сил выбилась?
— Пришлось подействовать на твою психику, — сказала она, и в её голосе послышалось огорчение. Я этого страшно не люблю.
Но если бы я тогда не прокричала тебе в ухо название, если бы не прокрутила весь сюжет, словно фильм перед носом, бедный Джонатан был бы обречён!
— Ты не кричала.
— Да, но ощущение у меня было именно такое после всех попыток до тебя достучаться.
Значит, тогда я слышал голос Тинк! Это было очень давно, тёмной ночью. Никакого крика, просто совершенно спокойный голос произнес: «Чайка Джонатан Ливингстон». Поблизости никого не было, и я до смерти перепугался, услышав этот голос.
— Спасибо, что ты в меня верила, — сказал я.
— Пожалуйста, — ответила она, смягчившись.
Она посмотрела на нас торжественно. Мы помахали рукой и комната растаяла, сменилась уже знакомым хаосом. В следующее мгновение мы, как и следовало ожидать, оказались в кабине самолёта, отрывающегося от поверхности воды.
Рука Лесли лежала на рукоятке газа. Первый раз с тех пор, как началось это необычное путешествие, мы улетали с чувством