и мы, изо всех сил пытаются строить разумный мир, исчезли все страхи, которые могли у нас по отношению к ним возникнуть. Для нас четверых бегущая дорожка остановилась.
— У нас есть история о волке и танцующем кролике, — начал Иван, поднимаясь, чтобы изобразить нам её в лицах.
— Ш-ш-шш! — вдруг перебила его Татьяна, вскинув руку. — Слушайте!
Он тревожно взглянул на неё.
Из темноты за окном донесся глубокий медленный стон, словно город вдруг охватила боль.
Завыли сотни сирен, их звук слился в одну мощную струю. Он грохотал, бился в окна. Татьяна вскочила на ноги, глаза — размером с блюдца.
— Ваня! — закричала она. — Американцы! Мы подскочили к окну. По всему городу вспыхивали огни. — Этого не может быть! — вырвалось у Лесли.
— Но это случилось! — воскликнул Иван. Он повернулся к нам, махнул рукой от боли и безысходности. Затем подбежал к шкафу, вытащил оттуда две сумки, одну из них вручил жене. Она подхватила с софы сонную Петрушку, запихнула её в одну из сумок, и они выбежали из квартиры, оставив дверь открытой.
Через секунду на пороге опять возник Иван, он посмотрел на нас недоуменно. — Чего вы ждете ? — закричал он. — У нас есть пять минут! Давайте бегом!
Мы вчетвером пронеслись вниз по лестничным пролётам и выскочили в хаос, который творился на улице. Толпы перепуганных людей бежали в направлении метро.
Родители с младенцами на руках, дети, цепляющиеся за плащи взрослых, чтобы не отстать, старики, отчаянно пытающиеся двигаться вместе с толпой. Одни в ужасе кричали, толкались, другие шли и бежали молча, зная, что всё это бесполезно.
Иван заметил, что толпа несётся сквозь нас, ухватил Татьяну и выскочил из этой реки отчаявшихся. Он тяжело дышал.
— Вы, вы, Ричард и Лесли, — сказал он, сдерживая слёзы, безо всякого гнева и ненависти к нам. — Вы единственные, кто может отсюда выбраться.
Он остановился, чтобы перевести дыхание, помотал головой. — Не идите с нами. Возвращайтесь... обратно, откуда вы пришли. — Он кивнул, выдавив из себя улыбку. — Возвращайтесь в свой мир и расскажите им. Расскажите всем, что это такое! Пусть с вами этого не случится...
С этими словами они нырнули в толпу и скрылись из виду.
Мы с Лесли остались стоять на этой московской улице, полные беспомощного отчаяния. На наших глазах становился реальностью кошмарный сон. Нам было всё равно, выберемся ли мы отсюда, останемся живы, или погибнем.
Что толку рассказывать об этом в нашем мире, — подумал я. В вашем мире, Иван, это всё тоже было известно, и тем не менеё он совершил самоубийство. Пойдёт ли наш по другому пути?
Затем над городом громыхнуло, он содрогнулся и превратился в мириады брызг, стекающих по лобовому стеклу Ворчуна. Ещё долго после взлёта Лесли держала руку на ручке газа, и всё это время никто из нас не проронил ни слова.
12— Почему ? — закричал я. — Что, чёрт возьми, так притягательно в убийстве себе подобного, что никто за всю историю мира так и не нашёл более умного решения проблем, чем убить каждого, кто с ним не согласен?
Неужели человеческий разум так ограничен? Неужели мы — все ещё неандертальцы? «Бог испуган, Бог убивает!» Неужели это... Я не могу поверить, что все всегда были такими... идиотами. Что никто никогда...
Я захлебнулся от бессилия и посмотрел на Лесли. По её щекам текли слезы. То, что вызвало у меня бешеную ярость, её повергло в глубокую печаль.
— Татьяна... — всхлипнула она, в её голосе звучала такая боль и обреченность, словно это на нас вот-вот должны были упасть бомбы. — Иван... Какие родные, светлые, весёлые... и Петрушка... О, Боже! — Она разрыдалась.
Не выпуская её руки из своей, я взял управление самолётом на себя. Как я хотел, чтобы здесь была Пай! Что бы она сказала, увидев наш гнев и наши слёзы?
Чёрт возьми, подумал я, неужели, несмотря на всё то прекрасное, чего мы можем достичь, невзирая на всё то великолепное, чего многие уже достигли, всё обязательно должно закончиться тем, что какой-то последний кретин нажмёт на кнопку и всему наступит конец?
Неужели во всём узоре не найдётся никого, кто смог бы предложить что-нибудь лучше, чем...
Я это услышал, или мне показалось?
Поверни влево. Лети прямо, пока узор внизу не приобретёт янтарную окраску.
Лесли не спросила, почему мы повернули и куда мы направляемся. Её глаза были закрыты, но из них по-прежнему катились слёзы.
Я крепче сжал её руку, чувствуя охватившеё её отчаяние.