Ричард Бах

Единственная

что другой Ричард всё ещё говорит по телефону, и улыбнулись.

— Почему бы на этот раз не попробовать взлететь тебе, — сказала Лесли, — ты действительно должен знать, что сможешь это сделать, прежде чем мы отправимся домой.

Я взглянул на неё и в мгновение наступившей ясности потянулся к рычагу газа нашего невидимого гидросамолёта, визуализировал рычаг в руке и толкнул его вперёд.

Ничего. Гостиница или горы, или деревья — ничто не подёрнулось рябью, окружавший нас мир не начал вибрировать.

— О, Ричи, — сказала она, — это ведь легко. Просто сосредоточься, как следует.

Прежде, чем я успел повторить попытку, послышался знакомый гул подземных толчков, сдвиг времени размыл контуры вселенной. Лесли уже успела сдвинуть рычаг вперёд.

— Дай-ка я ещё раз попробую, — попросил я.

— О'кей, милый, — сказала она, — я верну его на место. И помни: весь фокус — в сосредоточении...

В этот миг мы оказались висящими в воздухе, под нами — море. Когда она потянула рычаг назад, двигатель дал сбой — громкий выхлоп, потом начал вновь набирать обороты, но было уже поздно.

Мартин дёрнулся вверх, а потом клюнул носом в воду. Я знал, что посадка будет трудной. Но удар — мощный и жестокий, как взрыв бомбы прямо в кабине — стал для меня неожиданностью.

Чудовищная сила, словно нитку, с треском разорвала ремень безопасности и вышвырнула меня сквозь ветровое стекло в несущуюся с бешеной скоростью навстречу воду.

Когда я, задыхаясь, выбрался на поверхность, «Морская Птица» виднелась метрах в пятнадцати — хвост торчит из воды к небу, двигатель, окутанный поднимающимися вверх клубами пара, скользит в глубину.

Нет! Нет! НЕТ! Я нырнул вслед за самолётом, за нашим прекрасным белым Ворчуном, уже погрузившимся в подводный мрак, занырнул в развороченную кабину, уходящую всё дальше в глубину. Давление в ушах, стоны изуродованной конструкции со всех сторон.

Я оторвал прочь то, что осталось от фонаря, отстегнул тело Лесли — обмякшеё, податливое, волна мягкого эфирного движения белой блузки вокруг, текучая грация распущенных золотых волос — я схватил Лесли и потянул вверх — к едва мерцавшей где-то далеко над нами поверхности.

Она мертва. Пусть я умру немедленно, пусть легкие мои разорвутся, пусть я не выплыву!

Ложь заставила меня продолжать: «Ты ведь не уверен в том, что она мертва. Ты должен попытаться».

Она мертва.

Ты должен попытаться!

Один шанс на тысячу. К тому моменту, когда я достиг поверхности, я был безумно, абсолютно обессилен.

— О'кей, милая, всё хорошо, — бормотал я, задыхаясь, — всё будет нормально...

Рыболовный катер — два больших подвесных мотора — скользящий на предельной скорости высоченный бурун окатывает нас пеной, человек бросается сквозь брызги — нить жизни продлевается. Он провёл в воде максимум десять секунд и крикнул.

— Зацепил обоих! Тяни!

* * *

Я — не призрак, и это — не сон. Настоящий камень под моей щекой холодно твердел, как лёд. Я не стоял в стороне осторожно, бесстрастно созерцая происходящеё, я сам был в том, что происходило, и не было больше никакого наблюдателя.

Я лежал на её могиле там, на склоне холма, который она засадила дикими цветами — и всхлипывал. На камне — прямо перед моим лицом — одно-единственное слово: Лесли.

Осенний ветер. Но я не чувствовал. Я дома — в своём собственном времени. Наплевать. Жуткое и полное одиночество через три месяца после аварии. Я всё ещё не в себе.

Словно тридцатиметровый занавес сцены, окаймлённый грузами, рухнул на меня, и давит, и спутывает, и я — в западне утраты безысходного разлагающего горя.

Я не отдавал себе отчёта в том, сколько мужества требуется оставшемуся, чтобы не покончить с собой, когда умирает муж или жена. Больше мужества, чем я имел. Меня удерживало лишь обещание, которое я дал Лесли.

Как много раз мы обсуждали этот план: умереть вместе, во что бы то ни стало — вместе.

— Но если не получится — предупреждала она, — и я умру первой, ты должен оставаться и продолжать жить? Обещай!

— Я пообещаю, если пообещаешь ты...

— Нет! Если ты умрешь, моя жизнь утратит смысл. Я хочу быть с тобой.

— Лесли, как ты можешь ожидать, что я дам обещание продолжать жить, если сама обещать мне этого не собираешься? Это нечестно!