Ричард Бах

Единственная

одну частицу, получаем две таких же размеров, стреляешь из ружья, двигаясь со скоростью света, и из ствола ничего не вылетает...

Тут не мы одни выбрасываем всё это в мир, только ты и я. Любой, кто читает квантовую механику, любой, кто когда-либо развлекался игрой с кошкой Шредингера...

— Ну, и скольких любителей кошек Шредингера ты знаешь? — спросила она. — Много ли людей холодными ночами корпят над расчётами по квантовой физике?

Не думаю, что нам следует рассказывать. Не думаю, чтобы кто-то нам поверил. Это случилось с нами, но даже я не уверена в том, что всё это — правда.

— Мой дорогой скептик, — произнёс я. Но и у меня не было уверенности. А если всё это был сон, редкостный сон для двоих, всё это — узор, Пай и... а если всё это — фантазия?

Я прищурился, разглядывая транспорт на дороге — проверка нового угла зрения. Вон в том «Мерседесе» с затемнёнными стеклами — не мы ли? А в ржавом «Шевроле» у обочины с окутанным паром радиатором?

А вон те молодожёны — не мы, случайно? Не мы ли идём вдоль дороги, замышляя преступление, неся в сердцах своих жажду убийства?

Мы пытались увидеть их, как себя, в других телах, но ничего не получалось. Каждый человек был отделён и закатан в стальные листы. Мне настолько же трудно было представить нас в роскоши, насколько невозможно — в нищете, хотя мы пережили и то, и другое. Мы есть мы, и никто другой.

— Ты проголодался? — спросила Лесли.

— Я не ел несколько месяцев.

— Но до бульвара Робертсона доживёшь?

— Доживу, если доживёшь ты.

Лесли с превышением скорости промчалась по трассе, свернула на улицы, которые знала ещё со времён своей жизни в Голливуде.

Та жизнь была теперь куда более далёкой, чем жизнь Ле Клерка — настолько слабую связь с тем временем ощущала, по её словам, Лесли.

Бывало, вечером, улёгшись в постель, мы смотрели старые фильмы, и Лесли вдруг ни с того ни с сего обнимала меня, говоря:

— Спасибо тебе за то, что ты избавил меня от всего этого!

И всё же, я подозревал, что какая-то часть её по всему этому скучает, хотя она никогда в этом не признавалась. Разве что, если фильм оказывался очень хорошим.

Ресторан был на месте — вегетарианский рай для добросовестно проголодавшихся — с классической музыкой и полным запретом курения. С тех пор, как мы уехали из города, он приобрёл популярность, и ближайшая свободная парковочная площадка нашлась только за квартал от него.

Она выбралась из машины и живо направилась к ресторану.

— Я здесь жила! Ты веришь? Сколько жизней тому назад?

— Неправильно говорить тому назад, — я взял её за руку, чтобы она не шла так быстро. — Хотя, должен признаться, осознать существование последовательных жизней несколько легче, чем одновременных. Сначала — древний Египет, потом — немного перипетий во времена династии Хань, освоение Дикого Запада...

По пути к ресторану нам попался огромный торговый Центр с целой стеной телевизоров в витрине — мельтешащая путаница форматом четыре на четыре.

— ... но то, что мы узнали, далеко не так просто. Тут Лесли бросила взгляд на витрину и остановилась — так внезапно, словно вспомнила об оставленной в машине сумочке, или сломала каблук.

Секунду назад, умирая от голода, она рысью неслась в направлении ресторана, а тут вдруг — полная неподвижность — смотрит телевизор.

— Все наши жизни одновременно? — переспросила она, блуждая взглядом среди экранов. — Жан-Поль Ле Клерк и его время, жизнь во времена конца света, жизнь во вселенной Машары — всё это одновременно, и мы не знаем, как об этом сказать, даже как это осознать?

— М-м-м... Непросто, — признал я.

— Как насчёт какой-нибудь еды?

Она постучала по стеклу витрины.

— Глянь-ка.

Каждый телевизор в витрине был включён на свой канал. В это время дня почти по всем программам шли старые фильмы.

На одном экране Скарлетт O'Xapa клялась не голодать больше никогда в жизни, рядом Клеопатра строила интриги ради Марка Антония, под нею танцевали Фред и Джинджер — вихрь из цилиндра и кружев, справа от них молнией мести дракона пролетал Брюс Ли, возле него капитан Керк и очаровательная лейтенант Полома обводили вокруг пальца космического бога, слева от них стремительный рыцарь метал магические кристаллы, мигом очищавшие его кухню до блеска.

На других экранах — другие драмы. Целый ряд их выстроился в витрине вдоль тротуара. На каждом экране — бирка распродажи: купи меня!