— Это указатель высоты, — сказал я. — Видишь изображение маленького самолёта здесь? Это мы, а это линия горизонта, поэтому когда мы летим в облаках, то мы знаем, что...
— А это что?
— Это тумблеры контроля угла тангажа пропеллеров, по тумблеру на каждый двигатель. Перед взлётом они устанавливаются в переднюю позицию, а затем, в полёте...
— А это что?
— А это в грозовую погоду показывает, где сверкают молнии и куда не следует лететь.
— Дай мне покрутить штурвал!
Я улыбнулся этой просьбе. У меня было такое ощущение, будто я впервые в жизни трогаю штурвал самолёта — тяжёлый, но лёгкий в управлении. Вся моя работа, всё удовольствие в этом штурвале.
— Что это за кнопки?
— Это кнопка включения микрофона. Это переключатель состояния готовности. Это гаситель скорости, кнопка отключения автопилота, а это контролёры карты перемещения...
— Заведи мотор!
Я включил обогащение горючей смеси.
— Можно я попробую?
Что чувствует сейчас этот парнишка внутри меня? Впервые в жизни сидит за штурвалом настоящего самолёта и уже знает, что и как нужно делать? Чёрт побери!
Включить главный аккумулятор, включить топливный насос переднего двигателя.
— Запустить передний пропеллер! — кричу я. Магнето включаю на старт, и... Господи, я слышу как ожил двигатель!
Нас оглушил рёв разбуженного нами шторма.
Я с новой свежестью ощутил трепет и танец самолёта в те секунды, когда заводишь двигатели, когда машина, будто, сама не может поверить в то, что она снова жива и сейчас взлетит.
— Запустить задние пропеллеры! — Включаю магнето на старт.
Рев шторма удвоился!
Он тычет пальцем в измерительные приборы, стрелки которых пришли в движение, а я поясняю назначение этих приборов.
— Тахометры! Давление масла! Подача топлива! Скорость расхода горючей смеси!
Сколько лет я уже пролетал, как давно забыл упоение каждым моментом в этой кабине? Спокойное, глубокое наслаждение — это было; ох, какой же я взрослый.
— ...ветер один семь ноль градусов в один пять узлов, — прозвучал голос в наушниках, — полоса для взлёта и посадки один шесть справа, сообщите в начале контакта, что вы располагаете информацией «Кило»...
Я нажал на кнопку микрофона, и мальчишка просто обезумел: он разговаривал с контрольно-диспетчерским пунктом!
— Привет, Земля, я Скаймастер Один Четыре Четыре Четыре Альфа, из западных ангаров, располагаю «Кило»... — Живой дух говорил моим голосом, и говорил точно, как настоящий пилот, и он был вне себя от восторга.
— Чистая работа! — сказал он, когда мы подрулили к месту взлёта. Впервые он ощутил, что его тело — уже не тело девятилетнего мальчика. Он мог дотянуться ко всем переключателям и рулевым педалям без каких-либо подушечек, мог спокойно смотреть через защитное стекло и обозревать всю взлётную полосу, как настоящий пилот!
Переключая тумблеры, он впервые в жизни прикасался к огромной энергии. Шторм превратился в торнадо, Дэйзи ринулась вперёд, в страстном порыве к небу прижав нас к спинке сиденья.
Взлётная полоса с белым штрихом разметки посередине превратилась в сплошное мелькающее месиво под нами.
— Вверх! Вверх! Вверх!
Он потянул штурвал на себя, самолёт задрал нос, и мы снежно-лимонной ракетой понеслись в небо.
— Колеса поднять! Закрылки поднять! — кричал он. — Давай, Дэйзи! Давай! Давай!
Для меня это был подъём со скоростью тысяча шестьсот футов в минуту, — это можно было видеть по спидометру вертикальной скорости. Для него это было — как будто кто-то обрезал цепь, земля полетела вниз, и мы оказались в пустом пространстве. Наконец-то свободны!
Я развернулся в противоположную сторону от аэропорта, от всех воздушных путей, от всех наземных систем управления полётами, — а он сделал вираж в направлении кучевых облаков, теснившихся, словно воздушные острова, вокруг горных вершин.
Это было лучше, чем мечты, в миллион раз лучше, чем валяться в лопухах и воображать себя вон на том облаке.
К тому моменту, когда мы достигли облаков, наша скорость составляла 220 миль в час; жуткий восторг сближения с плотной беломраморной массой не омрачался страхом, что смерть прервёт это наслаждение.
— Ух! Ух! У-Ух!
Верховая скачка по облакам на такой скорости не может длиться слишком долго. Мы прошиваем насквозь снежно-белый светящийся шар, спирали тумана стекают с кромок наших крыльев.
— Святые Угодники!
Мы поворачиваем