Ричард Бах

Бегство от безопасности

плюшевый мишка. Позади неё на земле сверкало нейлоновыми красками аккуратно разложенное крыло.

— Я жду, пока подует сильнее, — сказал я ей. — Можешь идти вперёд, если хочешь.

— Спасибо, Ричард. Свободно?

Я уступил ей дорогу:

— Свободно.

Она постояла секунду, всматриваясь в горизонт, затем отчаянно ринулась к краю обрыва. Какое-то мгновение это выглядело самоубийством: она мчалась к неминуемой смерти на камнях внизу.

Но уже в следующее мгновение крыло параплана хлопнуло мягкой тканью и взорвалось вихрем ярко-жёлтого и розового нейлона, прозрачным облаком заклубилось над ней, — и появился огромный китайский воздушный змей, чтобы спасти её от безумной смерти.

К тому моменту, когда её ботинки коснулись края обрыва, она уже не бежала, а летела, повиснув в люльке из ремней, от которых протянулись прочные стропы к гигантскому крылу.

Её муж наблюдал за полётом, застёгивая крепления своих ремней.

— Давай, Сиджей, — прокричал он, — найди нам подъём покруче!

Первый, кто прыгает в пропасть, называется ветряным болваном. Остальные наблюдают за ним и загадывают, будут ли сегодня сильные восходящие потоки воздуха у края обрыва, а значит, и высокие парящие полёты.

Если молитва не поможет, то в застывшем воздухе останется только спланировать на дно долины и затем снова карабкаться наверх; иногда, если повезёт, какой-нибудь добродушный водитель, проезжающий по горной дороге, подбросит вас на вершину.

Яркий балдахин развернулся и стал подниматься. Мы, шестеро ожидающих своей очереди, прокричали дружное ура. Но параплан тут же снова заскользил, теряя высоту. Раздался стон. Вероятно, в этот день даже самый опытный летун не продержится в воздухе более получаса.

Я некоторое время наблюдал за Сиджей и чуть было не прозевал свой долгожданный порыв ветра: листья зашелестели, взметнулись указатели, закачались ветки деревьев. Самый момент.

Я повернулся к ветру спиной и потянул за веревки, моё крыло приподнялось с земли, с шелестом и треском наполнилось воздухом и, словно гигантский парус торгового корабля, ринулось в небо.

Впечатление было такое, как будто я тяну на верёвках за собой перистое облако или шёлковую радугу размахом в тридцать метров от края до края. Из-под краёв ткани, ещё касавшейся земли, вырвались и затрепетали ярко-жёлтые указатели ветра.

Я стоял среди воздушного потока, а надо мной пульсировал купол: без перьев и воска, этот воздушный змей удержал бы Икара от падения на землю. Да, для него он опоздал на три тысячи лет, а для меня появился как раз вовремя.

Скосив глаза, я посмотрел на свою радугу изнутри, проверяя, не запутались ли стропы, и повернулся лицом к ветру.

Чертовски прекрасна жизнь. Я налёг на ремни и стал подтягивать моего змея к краю обрыва, медленно и тяжело, как водолаз в своём костюме перед погружением в пучину.

Наконец — последний шаг за хлипкий край обрыва; но вместо того, чтобы сорваться вниз, я отрываюсь от края, радуга надо мной поднимает меня ввысь, и мы летим над вершинами деревьев, удаляясь от горы со скоростью пешехода.

— Давай, давай, Ричард! — кричит кто-то.

Я легонько оттягиваю управляющий строп, разворачиваюсь и улыбаюсь через воздушную пропасть пяти парапланеристам, стоящим на вершине горы среди кучи шелка и паутины строп.

Им тоже не терпится накинуть на ветер тонкую ткань и унестись туда, где небо примет их в свои объятия.

— Отличный подъём! — кричу я им.

Но порыв ветра, поднявший меня вверх, внезапно стих; восходящий поток иссяк.

На уровне моих глаз, пока я скользил вниз и пытался поймать хоть какой-нибудь поток, появились и проплыли мои друзья на вершине горы.

Вдали к северу от меня летала Сиджей; накренив параплан, она вращалась в крутой спирали и с трудом удерживала высоту. Внизу подо мной проплывал склон горы, переходящий в глубокую пропасть.

Два года назад, подумал я, у меня здорово поднялся бы уровень адреналина в крови: зависнуть в одиночестве на пятидесяти шнурочках в полумиле от земли.

Сейчас всё это больше напоминало ленивые грёзы о полёте: нет никаких приборов, нет кокона из стекла и металла вокруг меня, только переливы красок, дрейфующих над головой по воздушному океану.

В какой-то миг сбоку возник ворон и застыл на расстоянии равновесия между страхом и любопытством. Голова от удивления повернулась набок, черный глаз напряженно уставился на меня: никак, фермера ухватила и несет радуга!