Ричард Бах

За пределами разума

маленькие, кургузые, одни блестящие, другие тусклые.

Я никогда не увлекался автомобилями. Мне хотелось бы описать их получше, но я с трудом мог представить даже, из какой они эпохи. Где-то между 1910 и 1930 годами.

Неуклюжий то ли мопед, то ли мотоцикл, выкрашенный зеленой масляной краской, торчал в стойке для велосипедов.

Тропинка обогнула автомобильную стоянку и превратилась в мощёную булыжником пешеходную дорожку, затем, в короткий марш деревянных ступенек и, наконец, в закрытую галерею, ведущую к большому зданию прямо напротив ангара.

Над ступеньками перед галереей я увидел первый в этом месте текст; он был вырезан по дереву:

Сондерс-Виксен Эйркрафт Компани, Лтд.

5

Взявшись рукой за перила деревянного марша, я задумался.

Я знал, что моё тело осталось в траве под звёздами, что оно спит и глубоко дышит. Я знал, что могу проснуться в любую минуту, когда пожелаю. Я знал, что всё, что я вижу, есть моё воображение. Но слова «это только воображение» я давно засунул в мусорное ведро.

Убеждённый, что всё сущее в физическом мире — это воображение, замаскированное под осязаемые вещи, я не собирался пробуждаться из этого места или пренебрегать им.

Оно столь же реально и столь же нереально, как и мой собственный мир, размышлял я. Мне всего лишь нужно знать, где я нахожусь и что это место означает.

Дверь деревянной галереи под надписью Сондерс-Виксен открылась, и в ней показался молодой человек с рулоном прозрачной чертёжной кальки.

Я знал, что он не видит меня, потому что я из другого времени. Я вижу это место в моём сознании и никаким образом на него не воздействую.

Я присматривался к нему, пока он приближался.

Изысканный бежевый костюм в ёлочку из ткани, похожей на твид, белый воротник сорочки, чёрный галстук и какое-то приспособление из золотой проволоки, фиксирующее кончики воротника. На рукаве пиджака виднелось нечто похожее на пятно от машинного масла.

Светловолосый, бодрый, весело насвистывая в такт шагам и дыханию, он шёл прямо на меня, а я стоял, не двигаясь и стараясь запомнить каждую деталь.

Два карандаша и наливная авторучка в кармане. Для руководителя слишком молод, скорее всего, чертёжник, а может быть, и инженер.

Он замедлил шаг, подойдя к ступенькам; мне даже показалось, что он видит меня или ощущает мое присутствие.

Интеллектуал, подумал я. Во всяком случае, на воздухе бывает мало. Всё указывает на неряшливый, не очень дисциплинированный ум.

Вместо того чтобы пройти сквозь меня, он остановился и взглянул мне прямо в лицо:

— Доброе утро. Извините, пожалуйста.

— Я? — я даже вздрогнул.

— Да. Разрешите пройти?

— О, да, конечно! Конечно же... извините...

— Благодарю вас.

Рулон чертёжной бумаги слегка хрустнул, зацепившись торцом за мой свитер.

Через минуту, когда я ещё не пришёл в себя от удивления, позади меня послышался щелчок и треск двигателя мопеда, а когда я обернулся, молодой человек натягивал защитные очки. Никакого шлема, просто старомодные очки.

Двигатель работал вхолостую, неравномерно выпуская клубы синего дыма. Он посмотрел в мою сторону без всякого выражения, больше прислушиваясь к мотору, чем обращая внимание на меня, затем кивнул мне, включил газ и понесся по тропинке к большой дороге.

Шум быстро затих, поглощённый кустарником, и тишина воцарилась снова. Сондерс-Виксен. Никогда не слышал я об этой авиационной компании, но вот она налицо.

Я поднялся по ступенькам, вслушиваясь в звуки шагов: башмаки по дереву, и никакое я не привидение. И нет во мне ничего невидимого.

За дверью я увидел приёмную, низкий письменный стол из тёмного дерева и секретаршу возле дубового картотечного шкафа; она обернулась ко мне.

— Доброе утро, сэр, — сказала она. — Добро пожаловать в Сондерс-Виксен.

Она была одета почти так же, как и женщина из моей психической почтовой службы. Длинная чёрная юбка, белая блузка с множеством пуговиц и аккуратных складок, небольшая коралловая камея у самой шеи. Русые волосы стянуты в плотный пучок на затылке.

— Доброе утро, — улыбнулся я. — Вы меня ожидали? Вы знаете, кто я?