году, когда она загадочным образом исчезла из «salle impenetrable»35 Лувра, под названием Ле салон карре.
Парижане рыдали прямо на улицах и писали письма в газеты, умоляя воров вернуть похищенную картину.
Два года спустя, «Мону Лизу» обнаружили в гостиничном номере во Флоренции, спрятанную в сундук с двойным дном.
Лэнгдон, дав Софи ясно понять, что уходить никуда не собирается, вместе с ней двинулся к картине.
«Мона Лиза» находилась ярдах в двадцати, а Софи уже включила фонарик, и тонкий голубоватый луч высвечивал пол впереди.
Софи, точно минёр с миноискателем, водила лучом, стараясь обнаружить следы люминесцентных чернил.
Шагая рядом с ней, Лэнгдон вдруг ощутил волнение — с ним так всегда бывало, когда предстояла встреча с выдающимся произведением искусства.
Напрягая зрение, он всматривался сквозь красноватое освещение. Вот слева мелькнул восьмиугольный диван, издали он напоминал одинокий островок среди мерцающей глади паркета.
И вот Лэнгдон уже начал различать прямоугольник тёмного стекла на стене. Он знал, что за этим стеклом в гордом уединении находится самое прославленное живописное полотно в мире.
Лэнгдону было известно, что статус «Моны Лизы», как самой величайшей картины в мире, не имеет ничего общего с загадочной улыбкой изображённой на ней женщины.
Не связан он был и с таинственными интерпретациями, приписываемыми ей искусствоведами разных времён.
Всё — очень просто: «Мона Лиза» стала знаменита потому, что являлась наивысшим достижением Леонардо да Винчи, как живописца.
Путешествуя, он всегда возил картину с собой. А когда его спрашивали почему, отвечал, что ему трудно расстаться с этим самым возвышенным изображением женской красоты, принадлежавшим его кисти.
И всё равно, многие искусствоведы подозревали, что такая привязанность Леонардо да Винчи объясняется чемто иным, нежели просто художественным совершенством.
В действительности, полотно являлось довольно стандартным портретом, исполненным в технике сфумато. И привязанность Леонардо к этому своему творению, как утверждали многие, имела куда более глубокие корни: в слоях краски крылось тайное послание.
«Мона Лиза», по мнению ряда искусствоведов, являлась скрытой шуткой художника. Игривые аллюзии, которые вызывало это полотно, описаны во многих книгах по искусству, и, тем не менее, подавляющее большинство людей были склонны считать главной загадкой улыбку Джоконды.
Никакой тайны тут нет, думал Лэнгдон, приближаясь к картине и наблюдая за тем, как на стене всё отчетливее вырисовываются очертания полотна. Абсолютно никакой тайны.
Не столь давно Лэнгдон объяснял тайну «Моны Лизы» довольно необычным слушателям — группе заключённых в федеральной тюрьме Эссекса.
Семинар Лэнгдона был частью программы, разработанной в Гарварде и призванной нести культуру в самые отсталые слои населения, коими считались обитатели тюрем. «Культура для заключённых» — так называли эту программу коллеги Лэнгдона.
Лекция проходила в тюремной библиотеке. Лэнгдон демонстрировал слайды и делился тайнами «Моны Лизы» с группой заключённыхмужчин. К его удивлению, они слушали с интересом и отпускали хоть и грубоватые, но остроумные реплики.
— Можно заметить, — говорил Лэнгдон, расхаживая перед увеличенным изображением картины на стене, — что задний план, фон за её лицом, неровный. — И он указал, где именно. — Да Винчи изобразил линию горизонта, и в левой части она у него значительно ниже, чем в правой.
— Под мухой был, что ли? — спросил один из слушателей.
Лэнгдон усмехнулся.
— Нет. Да Винчи не слишком часто напивался. Это — один из его маленьких фокусов. Понизив линию горизонта с сельским пейзажем в левой части картины, он зрительно увеличил лицо Моны Лизы. Весьма характерный для него приём.
Учёные утверждают, что, согласно концепции женского и мужского начал, левая сторона всегда считалась женской, а правая — мужской. Ну и, поскольку Да Винчи, по своим взглядам, был поклонником женственности, вот он и изобразил её лицо более величественным, благодаря искривлению горизонта.
— Я слышал, он лидером был, — сказал низкорослый мужчина с козлиной бородкой.
Лэнгдон поморщился.
— У историков неоднозначное мнение на сей счёт. Но, вообщето, вы правы. Да Винчи был гомосексуалистом.
— Так вот, почему он баловался этими феминистскими штучками?
— Не совсем так. Да Винчи старался найти баланс между мужским и женским