имать подвязку.
Я подвёл Церковь. Что ещё хуже, я подвёл самого епископа.
Сегодня у епископа Арингаросы — особый день. Пять месяцев назад епископ вернулся со встречи в обсерватории Ватикана, где узнал нечто такое, после чего, сильно изменился.
Несколько недель он пребывал в депрессии, а потом, поделился новостями с Сайласом.
— Но это, просто невозможно! — воскликнул Сайлас. — Я отказываюсь верить!
— Это правда, — сказал Арингароса. — Сколь ни кажется невероятным, но это — истинная правда. Всего через шесть месяцев.
Слова епископа страшно напугали Сайласа. Он много молился за него, но, даже в те чёрные дни его вера в Бога и «Путь» ни разу не была поколеблена.
Лишь месяц спустя, он узнал о том, что сгустившиеся над ними тучи чудесным образом развеялись и впереди вновь забрезжил свет надежды.
Божественное вмешательство — так называл это Арингароса.
Впервые за долгое время, епископ смотрел в будущее без страха.
— Сайлас, — шепнул он, — Господь осенил нас своей благодатью, дал возможность защитить «Путь». Наша битва, как и все остальные битвы на свете, требует жертв. Ты готов быть солдатом Создателя нашего?
Сайлас рухнул на колени перед епископом Арингаросой, человеком, подарившим ему новую жизнь, и сказал:
— Я — всего, лишь овца в стаде Пастыря нашего. Веди меня туда, куда велит сердце. И я пойду.
Когда Арингароса описал все открывавшиеся перед ним возможности, Сайлас окончательно уверовал в то, что это дело рук и промысла Божьего. Чудесная судьба!
Арингароса связал его с человеком, который и предложил этот план. Человек предпочёл назваться Учителем.
И, хотя Сайлас ни разу не видел Учителя, говорили они только по телефону, он благоговел перед ним, был потрясён глубиной его веры и широтой власти, которая распространялась, казалось, на всех и вся.
Учитель, как представлялось Сайласу, знал всё, у него везде были глаза и уши. Откуда он получал всю информацию, Сайлас понятия не имел, но и Арингароса очень верил в Учителя и вселил в Сайласа то же чувство.
— Делай то, что говорит тебе Учитель, исполняй каждую его команду, — внушал епископ Сайласу. — И тогда мы победим!
Победим! И вот теперь Сайлас смотрел на голые деревянные полы кельи и понимал, что победа ускользнула у них изпод носа. Учителя обманули. Краеугольный камень оказался ложным следом. И все надежды пошли прахом.
Сайласу хотелось позвонить епископу Арингаросе и предупредить его, но на сегодня Учитель распорядился перекрыть все каналы прямой связи между ними. Ради нашей же собственной безопасности.
И вот, наконец, уступая нестерпимому искушению, Сайлас встал на ноги и поднял валявшуюся на полу сутану. Достал из кармана мобильник. И, потупившись от смущения, набрал номер.
— Учитель, — прошептал он, — всё пропало. — И затем поведал всю правду о том, что произошло.
— Слишком уж быстро ты теряешь веру, — ответил ему Учитель. — Я только что получил неожиданные и весьма приятные для нас известия. Тайна не утеряна. Жак Соньер перед смертью успел передать информацию. Скоро позвоню, жди. Работа наша — ещё не завершена.
Глава 47
Поездка в плохо освещённом металлическом кузове бронированного фургона походила на перемещение в одиночной камере.
Лэнгдон пытался побороть знакомое неприятное чувство — боязнь замкнутого пространства. Берне сказал, что отвезет нас на безопасное расстояние от города. Но, куда? Как далеко?..
Ноги у Лэнгдона затекли от неподвижного сидения на металлическом полу, и он сменил позу. К груди он попрежнему прижимал драгоценную шкатулку, которую, всё же, удалось вывезти из банка.
— Кажется, мы выехали на автомагистраль, — шепнула Софи.
И действительно, после остановки на пандусе грузовик резко рванул с места, потом минуту или две ехал, сворачивая то влево, то вправо, и вот теперь быстро набирал скорость.
Софи и Роберт чувствовали, как гудят под ними пуленепробиваемые шины от соприкосновения с гладким асфальтом.
Лэнгдон опустил драгоценный сверток на пол, развернул и достал шкатулку розового дерева. Софи подвинулась поближе, теперь они сидели бок о бок.
«Мы с ней похожи на маленьких ребятишек, склонившихся над рождественским подарком», — подумал Лэнгдон.
По контрасту с тёплыми оттенками палисандрового дерева инкрустированная роза на крышке была сработана из породы более светлых тонов, возможно, из тополя, и даже в полумраке излучала, казалось, слабое свечение.