дела Грацие неподалёку от Милана. На ней был изображён Христос со своими учениками. Он объявлял о том, что ктото из них предал Его.
— Да, конечно, мне хорошо знакома эта фреска.
— Тогда, может, вы согласитесь сыграть со мной в одну игру? Закройте глаза на минутку.
Софи несколько растерялась, но закрыла глаза.
— Где сидит Иисус? — спросил Тибинг.
— В центре.
— Отлично! А что за пищу преломляют и едят Христос и Его ученики?
— Хлеб. — Это же очевидно!
— Прекрасно. А что пьют?
— Вино. Они пьют вино.
— Замечательно, просто великолепно. Ну и, наконец, последний вопрос. Сколько на столе бокалов для вина?
Софи задумалась, понимая, что это вопрос с подвохом. А после трапезы Христос взял чашу с вином и разделил ее со своими учениками.
— Одна чаша, — ответила она. — Сосуд. Чаша Христова. Христос передавал из рук в руки одинединственный сосуд с вином, как бы подчёркивая, тем самым, что все христиане должны объединиться.
Тибинг вздохнул.
— А теперь откройте глаза.
Она повиновалась. Тибинг загадочно улыбался.
Софи взглянула на иллюстрацию и, к своему изумлению, обнаружила, что у каждого за столом была чаша с вином, в том числе и у Христа. Тринадцать чаш.
Мало того, все они были маленькие, без ножки и сделаны из стекла. Никакого особенного сосуда на картине не оказалось. Никакой чаши Грааля.
Тибинг хитро сощурился.
— Немного странно, вам не кажется, что в Библии и наиболее распространённых легендах этот момент связывают с появлением чаши Грааля? А да Винчи словно забыл об этом и такую чашу не нарисовал.
— Уверена, искусствоведы должны были это заметить.
— Вы удивитесь, узнав, что некоторые странности в рисунках и картинах Леонардо сознательно обходились учёными и искусствоведами. А, что касается этой фрески, то она и есть ключик пониманию тайны Грааля. И в «Тайной вечере» да Винчи он перед нами, словно на ладони.
Софи впилась взглядом в иллюстрацию.
— Так, получается, эта фреска говорит нам, что, на самом деле, представляет собой чаша Грааля?
— Не что, — прошептал в ответ Тибинг. — Скорее кто. Дело в том, что Грааль никакой не предмет. На самом деле, это... лицо вполне одушевленное.
Глава 56
Софи изумленно смотрела на Тибинга, затем перевела взгляд на Лэнгдона.
— Святой Грааль — это человек?
Лэнгдон кивнул.
— Да, женщина.
Судя по выражению лица Софи, она категорически отказывалась в это верить. Что ж, и у него самого была в точности такая же реакция, когда он впервые услышал об этом.
Лишь позже, поняв скрытую за Граалем символику, он уверовал в эту теорию.
Тибинг, словно прочитал его мысли.
— Возможно, пришёл черёд символиста объяснить нам коечто?
Подойдя к столу, он взял чистый лист бумаги и положил его перед Лэнгдоном.
Тот достал из кармана авторучку.
— Софи, вам наверняка должны быть знакомы современные символы, обозначающие мужское и женское начала.
И он нарисовал известные всем мужской символ ? и женский ?.
— Да, конечно, — кивнула она.
— Изначально, — продолжил он, — мужское и женское начала изображались совсем другими символами.
Многие люди ошибочно думают, что мужской символ произошёл от щита и копья, а женский представляет собой, не что иное, как зеркало, где отражается красота.
Но на самом деле, символы эти происходят от древних астрономических обозначений божественной планеты Марс и планеты Венера. И Лэнгдон изобразил на листе бумаги ещё один знак.
— Этот символ изначально обозначал мужчину, — сказал он Софи. — Напоминает рудиментарный фаллос.
— Вот именно, — согласилась с ним Софи.
— Так оно и было, — подтвердил Тибинг.
Лэнгдон продолжил.
— Символ этот известен под названием клинок, или меч, и призван подчеркивать агрессивность и мужественность. Кстати, этот же похожий на фаллос символ до сих пор используется в шевронах военной формы для обозначения чина.
— Да уж! — усмехнулся Тибинг. — Чем больше у тебя пенисов, тем выше твой чин. Парни — они всегда парни.
Лэнгдон едва заметно поморщился.
— Как можно заметить, женский символ являет полную противоположность мужскому. — Он изобразил на листке ещё один знак. — И этот символ получил название сосуд.
Софи удивленно взглянула на него. Лэнгдон понял, что ей удалось уловить связь.
— Сосуд, — продолжил он, — напоминает чашу или вазу, но, что