С. Василевский

DaimoNkratos (ДемоНкраты) (Часть 1)

приём для ухода от смерти.

Сын играл роль временного вместилища для комбинации генов, воспроизводящихся из раза в раз, как тело Осириса.

По сути, мы имеем даже не власть одного деградирующего рода, а мы имеем власть одного дегенерата, волею судеб, ещё на заре цивилизации бывшего посвящённым в тайны жизни и смерти, всю историю последних пяти-шести тысяч лет сдерживающего человечество в развитии и направляющего его туда, куда ему заблагорассудится.

Дегенератом мы его назвали потому, что, в силу постоянного ухода от смерти, он превратился в существо, по духовным качествам мало напоминающее человеческое.

Его сверхразум, развитый за тысячелетия до невообразимых пределов, обратной стороной имеет такое отсутствие эмоционального тела, что не может не вызывать аналогий с сосредоточием вечного зла.

Остановимся немного подробнее на личности Моисея.

Мы предлагаем взять для анализа уже упомянутую выше книгу Эдуарда Шюре «Великие посвящённые» (Симф., Таврия, 1998).

Не будем забывать, что, по правилам игры, человеку всегда показывают, что его обманывают, причём, показывают настолько доходчиво, что не понять смысла увиденного гораздо тяжелее, чем понять (если, конечно, есть желание понять происходящее).

Итак, Хозарсиф был племянником (сыном сестры, по Библии — приёмным сыном) фараона Рамсеса II, царствовавшего, приблизительно, с 1317 по 1251 г. до н.э.

Что немаловажно, Хозарсиф являлся главным конкурентом для предполагаемого наследника престола Менефты.

С окончания царствования Аменхотепа IV, завершившегося в 1400г. до н.э., и царствования Тутанхамона, завершившегося около 1392 г. до н.э., прошло почти семьдесят пять лет.

Жрецами Осириса сделаны выводы из ошибок, приведших к провалу установления единобожия в Египте.

Время начинало работать против плана строителей Пирамиды — цивилизация Древнего Египта уже прошла свой апогей и медленно, хотя пока ещё незаметно, клонилась к закату.

Вполне возможно, что в памяти Рамсеса, как и в памяти Менефты, довольно прочно отложилась история Тутанхамона, возведённого на трон жрецами.

Конфликт просто не мог не назреть, и с каждым днём Менефта, который в образованности и развитии существенно уступал Хозарсифу, должен был чувствовать себя всё менее и менее уверенно.

В свою очередь, Хозарсиф, понимая, что является теоретическим препятствием для выполнения воли пока ещё живого фараона, не мог не понимать всей зыбкости своего положения.

Возможно, именно жрецами было создано то положение, при котором Хозарсиф просто не мог не поступить так, как это было необходимо, для создания класса хранителей Пирамиды.

Завоевав доверие евреев убийством надсмотрщика-египтянина, Моисей вполне мог привлечь их внимание демонстрацией того, что для посвящённого называется простыми фокусами, а для необразованного зрителя выглядит, как чудеса.

Далее, когда Моисей мог влиять на сознание масс так, как ему заблагорассудится, он применил способ, который был повторен во время революции 1917 года в России.

Для потрясения существующих основ государственного строя призывался «весь мир голодных и рабов», что полностью соответствовало статусу евреев в древнеегипетском обществе.

И необходимо повторить, что евреи были не просто рабами, а пришлыми рабами, то есть, в некотором смысле, даже ниже рабов местных.

А что может быть для сознания низшего класса приятнее, чем божественное обоснование низменных инстинктов люмпена?

«Грабь все другие народы», сказанное от имени вождя, вызовет вполне обоснованные возражение не только у всех других народов, но и в среде наиболее духовно развитых соплеменников.

А то же самое «грабь все другие народы», исходящее из уст божьих, уже снимает всякую ответственность, да и не вызывает никакого желания прекословить Слову Божьему.

Поэтому, проповеди Моисея о «богоизбранности» однозначно вызывали самый положительный отклик в сердцах слушателей.

Далее, в сознание «божьего народа» уже твёрдо вписывалась идея бога, охраняющего и любящего «детей своих».

Бог иудаизма декларируется, как символ патриархальный, но, при ближайшем рассмотрении свойств пары «Бог — Дьявол», становится ясно, что характер Бога является женским, инистым.

Действительно, логика в стиле «мои дети — хорошие, а все другие — плохие, второй сорт, и моим детям в подмётки не годятся», свойственна, скорее, слабоумной кухарке, чем благородному воину.