Шакти Гавэйн, Лорел Кинг

Жизнь в свете

безопасности, поэтом,у я предпочла веру в то, что не знаю, зачем и как мы сюда попали.

Я верила, что истина рациональна и не существует ничего, чему нельзя было бы найти научного объяснения. Я даже испытывала своего рода чувство снисходительности к тем, кто были настолько слабы, что им ничего не оставалось, как создать бога и верить в него.

Положительной стороной такого воспитания было развившееся во мне неприятие многих жестких догм и черно-белых суждений о том, что хорошо и что плохо, о рае и аде, о грехе — представлений, которые множество людей приобретают в результате религиозного воспитания в детстве.

С другой стороны, у меня отсутствовала сознательная концепция или восприятие духовного пространства жизни и не было никаких ответов на вопрос относительно смысла и цели моего существования.

Мои родители по-настоящему хотели иметь ребенка и очень меня любили. К сожалению, они не смогли разобраться в собственных отношениях и разошлись, когда мне было два года.

Хотя я и не помню как следует этого события, но точно знаю, что оно явилось для меня очень сильным ударом и оказало влияние на всю мою дальнейшую линию поведения в отношениях с другими людьми.

После развода родителей, я жила с матерью, которая так больше и не вышла замуж и не имела других детей. Отец опять женился, и я часто бывала в гостях у него в его новой семье.

Моя мать сделала успешную карьеру проектировщика-градостроителя в те дни, когда в этой области еще работали очень немногие женщины. Она постоянно боролась с обычными трудностями родителя-одиночки, пытаясь балансировать между нуждами своего ребенка и тем, что требовала от нее работа.

Поскольку я была единственным ребенком работающей матери, у меня очень рано развилось сильное чувство ответственности и самодостаточности.

Моя мать была человеком, всегда готовым рискнуть. Она очень любила всё новое и сыграла в моей жизни большую роль, стужа примером бесстрашия и вселяя дух первооткрывателя. Она была одной из первых образованных американских женщин своего поколения, решившихся на естественные роды.

Я была первым ребенком, которого ее врач принимал без анестезии. Мне посчастливилось родиться в благословенный день (30 сентября 1948 года, в 9.10 вечера, в Трентоне, штат Нью-Джерси, что бы ни говорили об этом астрологи!).

Моя мать любила исследовать новые места, и, когда я была ребенком, мы много путешествовали — объездили все Соединенные Штаты, были на островах Вест-Индии, в Мексике, на Гавайях, в Европе.

Кроме того, мы часто переезжали с места на место, когда моя мать меняла работу. До пятнадцатилетнего возраста я ни разу не жила на одном месте больше двух-трех лет.

Семья моей матери принадлежала к квакерам, и мы с бабушкой до сих пор говорим на «простом языке» (для квакеров говорить «Ты»1 вместо «вы», значит признавать Бога в каждом человеке).

Так что я на глубинном уровне усвоила глубокое уважение к духу и гуманность, которые были вплетены в ткань квакерской религии. Мне кажется, это оказало на меня сильное влияние в дальнейшем.

Когда мне было четырнадцать лет, я пережила очень сильный эмоциональный стресс. Роль «пускового механизма» сыграло крушение моего первого романа (со «значительно более взрослым» парнем лет девятнадцати), которое низвергло меня в глубины длительного экзистенциального отчаяния.

Я внимательно посмотрела жизни в лицо и поняла, что в ней нет никакого смысла. Я увидела, что всё, чему традиционно приписывается значение, — образование, успех, взаимоотношения, деньги — само по себе является эфемерным, бессмысленным и пустым.

Казалось, нет ничего, чем можно было бы заполнить пустоту. Я была глубоко разочарована и подавлена, и такое состояние длилось несколько лет.

Оглядываясь назад, я вижу, что прошла через то, через что каждый из нас должен пройти в свое время, — то, что мистики называют проникновением за завесу иллюзий.

Это момент, когда мы начинаем осознавать, что наш физический мир не является конечной реальностью, и обращаемся внутрь себя, чтобы открыть духовный аспект своего существования.

В такие моменты мы обычно чувствуем, что достигли самого дна, но когда мы действительно касаемся дна, это похоже на падение через открытый люк в новое пространство — в царство души — царство, где мы можем начать исследовать свою взаимосвязь с жизнью совершенно по-новому.