её совсем по-другому.
— Ага, так ты считаешь, что женщины не понимают твою теорию большого взрыва? — спросила Салли.
Эд был необычно молчалив, так, пожалуй, следовало вести себя и мне. Вас загоняют в угол, и порой есть возможность убежать, однако бывают случаи, когда надо признать, что ваш самолёт падает, объятый пламенем. Похоже, это был один из таких случаев.
— Ну, некоторые понимают, а другие нет, — ответил я, изворачиваясь и надеясь найти выход из этого угла. — Дело было так: одна девочка, у отца которой тоже была гостиница, приходила ко мне и хотела играть вместе, но мне она не нравилась.
— А, так у тебя могли бы быть друзья. Но ты не хотел, дружить с девочками — теперь понятно, — прервала меня Салли.
— Нет, дело не в этом. Она была ябедой. Как-то у меня появился пожарный автомобиль, брызгающий водой из шланга на лестнице. Я держал его в своей крепости под бетонными ступенями. Там было небольшое отверстие, в которое я мог пролезть.
Она хотела узнать, где я храню свою пожарную машину, и я сказал, что покажу, если она пообещает никому не рассказывать. Она согласилась, и я показал ей мою крепость. Кстати, что толку в брызгающей водой пожарной машине, если нет огня?
Вот почему я зажёг небольшую свечку, чтобы показать, как здорово работает моя пожарная машина. Но не успел я ещё погасить свечку, как она выбежала из крепости и пошла прямиком к моему отцу. Конечно же, это был конец моего пожарного автомобиля, никогда больше его не видел, а вход в крепость был заложен. Вот так, обещание есть обещание!
— Ты мог пораниться, — сказала Салли.
— Да, я мог заблудиться в лесу и умереть от голода, мог погибнуть в авиакатастрофе, меня могли похитить, потребовать выкуп и порезать на куски, мог умереть от одиночества, или от сердца, разбитого невыполненными обещаниями. Мы стараемся предохранить каждого, от того, что может произойти, но пропускаем то, что уже происходит.
— Салли, — вмешался Эд, — я думаю, ты права, но эта история ещё не весь рассказ Клауса.
— Пожалуй, мне пора домой, разговор не получается. Сколько я вам должен? — спросил я, вставая. Салли вскочила с табурета.
— Я не хотела тебя обидеть!
— Да нет, просто ничего не выходит. — Ответил я. — Я только что сообразил, что же мне не давало покоя все эти годы. Как я не видел этого раньше! Я снова присел и несколько минут думал об этом. Мы все сидели в тишине, пока я рассматривал новое решение, оно хорошо забытое старое.
— Давай я принесу тебе чего-нибудь, — предложила Салли, — мне неприятно, что так произошло.
— Да нет, ты сказала, что думала, и это прекрасно. Пожалуй, я бы выпил ещё горячего какао со взбитыми сливками, для того, чтобы смягчить боль, — ответил я с улыбкой. Я встал и походил взад и вперёд. Качая головой, я сказал, что не могу поверить, что так долго не замечал этого, невероятно!
— Я понимаю, что в тебе живёт обида на женщин; ты долго хранил её в себе и проецировал в будущее, — вставил Эд, когда я ходил.
— Нет, не это, — ответил я, всё ещё расхаживая, — несколько лет спустя такой же случай произошёл с мальчиком. Но не это важно, я был расстроен потерей пожарной машины и своей крепости, и я обиделся на неё, но не за то, что она сделала, а за то, почему она это сделала. Дело не в ней, она была лишь последней соломинкой, сломавшей спину верблюду.
Салли вернулась с горячим шоколадом. Добавляя в него взбитых сливок, она сказала: — Я слышала, что ты сказал, но в моей голове всё ещё пылает вопрос. Надеюсь, ты не обидишься на него. Эд засмеялся и произнёс: — В этом вся Салли, всегда говорит, что думает, чтобы не случилось!
— Так и продолжай. Выходит здорово, хоть порой кажется, что не так, — ответил я, — так что за вопрос?
— Что случилось с тем мальчиком, он умер?
— Нет, мальчик, начавший драку, не умер. Он провёл неделю в больнице, и ещё несколько недель дома в постели. Я зашёл к нему домой, чтобы извиниться. Но когда его родители вышли из комнаты, он извинился передо мной. После этого, я его не видел.
— Так что же там с пожарной машиной? — спросила Салли.