долго нервами болела пока очухалась».
«Вот как насчёт клетки для Зощенко — не знаю. На очередь, наверное, записали,» — глубокомысленно заканчивает Василий Иванович. — «Что там в газете написано — не посадили его еще?»
«Ну, я пойду, посмотрю — может мой хозяин приехал», — Василий Иванович надевает шляпу на голову, пришлёпывает сверху рукой и тихо притворяет за собой дверь.
«Ты, вообще, его хорошо знаешь?» — спрашивает лейтенант Компаниец, кивая головой на дверь.
«Да, парень он хороший, только болтает много».
«Смотри, простая солдатня, а тоже политикой интересуется».
«Да, это они только нам — «Так точно!» А послушай ты, что они между собой говорят».
«Я этого до войны как-то не замечал. Что на них — обстановка здесь действует, что ли».
«Что ни говори. После войны каждый солдат увереннее себя чувствовать стал. Ведь действительно — герои и победители. Разве ты этого сам не чувствуешь?»
«Да, это так», — соглашается лейтенант.
«Скоро уж мой герр Майер придёт», — говорит капитан Багдасарьян, глядя на часы — «Уверяет меня, что он коммунист. Врёт, наверное. Кто ещё до капитуляции коммунистом был — тому можно верить. А все эти теперешние...» капитан пренебрежительно кривит губы.
Лейтенант рассматривает газету. — «Здорово Кирсанов Америку кроет», — говорит он. — «Удивляюсь я ихнему терпению. Мы их ругаем почём зря, а они не знают что ответить».
«Критика союзников запрещена Контрольным Советом», — замечает капитан.
«Ты в Западной Германии был?» — перебивает Компаниец.
«Нет. А что?»
«Я руководил погрузкой демонтированного оборудования в Бремене», — говорит лейтенант. — «Вот где я действительно удивился. На заборах повсюду висят коммунистические газеты и орут во все горло: «Долой Америку!» А американцы ходят — хоть бы что. Повесили бы где-нибудь в нашей зоне «Долой СССР!».
«Ну, а как там — много эти газеты читают?»
«Да я, наверное, один только и читал. Из любопытства. Там коммунисты всегда ухитряются клеить свои газеты около трамвайной остановки. Психологический расчёт — пока человек трамвая ждет, возьмёт да и прочтет со скуки».
«Может быть, это просто американский трюк. Неужели они разрешают писать против себя?»
«Если по сути дела разобраться, то это и не так опасно. Эти газеты нам больше вредят, чем пользы приносят».
«Как так?»
«Если на Западе умный человек коммунистическую газету прочтет, то только плюнет. Сразу видно, чьими деньгами плачено. Холодно — капиталисты виноваты, если жарко — тоже они. Зато всё, что в СССР — зер гут».
«А всё-таки печать большое дело. Вот смотри — я тебе беру две газеты», — капитан хлопает рукой по куче газет на столе. — «Рундшау» и какой-то «Курьер». Ведь мы-то уж знаем, как всё это делается и что оно на самом деле. Да?
А вот почитаешь «Курьер» — и пусто, движения нет. Там забастовки, здесь кого-то убили, где-то какая-то актриса. Честное слово, почитаешь — и такое впечатление, что это действительно гнилой мир. Жизнь есть, а призыву нету».
«Это тебе с непривычки так кажется», — замечает Компаниец, — «Помнишь в 33-м году? По улицам трупы валяются, а в газетах — сплошная благодать. А у них все наоборот — живут в своё удовольствие, а в газетах панику поднимают».
«Да, может это и так», — нерешительно соглашается капитан. — «Но всё-таки... Возьми «Рундшау». Здесь один сплошной призыв. Жизни у немцев сейчас, собственно, и нет. В такой момент они и могут пойти на призыв. Голодному человеку кто больше пообещает — туда он и пойдет».
«А что ты хочешь», — звучит голос лейтенанта, — «Это хитрая политика — сначала раздеть человека до гола, а потом манить его пряником. Сытый на эту удочку не пойдет».
«Великое дело призыв», — мечтает капитан. — «У нас этого уже не чувствуется... По второму кругу идём».
Раздаётся стук в дверь. На пороге показывается нескладная фигура в зелёном балахоне и со шляпой в руке.»Gut morgen, Herr Kapitan», — произносит фигура медовым голосом и подобострастно кланяется направо и налево.
«Ein Moment!» — бесцеремонно машет рукой капитан, как будто делая гипнотические пассы. Фигура пятится задом и снова исчезает за дверью.
Капитан торопливо собирает разбросанные по столу газеты и прячет их в ящик, затем он вытаскивает несколько папок с делами.
«Уверяет, сволочь, что он коммунист. Надо на всякий случай газеты убрать», — бормочет он вполголоса и затем кричит: «Herr Meier! Herein!»