Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 2)

«Демократизация Германии... Ха... Всех булочников и колбасников — на Колыму. Ликвидация собственников, как класса. Из ихних локалей построим красные уголки имени Пика или ещё какой-нибудь сволочи», — последние слова Андрея это смесь холодного презрения и гадливости.

— «Знаешь, как мы производили чистку Берлина после капитуляции? В одну ночь! Тридцать тысяч человек из постели курсом на Сибирь. Мы имели все списки ещё тогда, когда войска стояли за Одером. Получили всё от местных коммунистов».

Андрей молчит некоторое время, закидывает ногу за ногу, смотрит на собственное колено.

«От старательных подлецов отбою нет. Знаешь, после капитуляции у нас буквально стояли очереди добровольных доносчиков и информаторов. Один раз я приказал прикладами разогнать целую толпу этой человеческой мрази из моей приёмной — не выдержал».

Слова Андрея напоминают мне о характерном отношении советских солдат к нашим немецким «единомышленникам».

Незадолго до соединения советских и американских войск группе русских солдат повстречался одинокий немец. На спине его был рюкзак, рядом он вёл велосипед, на котором было нагружено все его остальное имущество. Он шёл на восток. Увидев советских солдат, немец пришел в дикий восторг: «Stalin-gut... Ich Kommunist... Kamerad»...

Он попытался объяснить солдатам, что он идёт в Советскую Россию, что он вместе с ними хочет строить коммунизм. Солдаты, молча переглянулись, повернули его лицом на запад и добродушно дали подзатыльник. Когда немец попытался упорствовать в своем желании идти на восток, то солдаты обозлились, отобрали у него велосипед и рюкзак.

Избитый паладин в Кремль после коммунистического крещения еле унес ноги назад под напутственные слова солдат: «Теперь камрад настоящий коммунист. Твоё — моё. Сталин — гут». Солдаты были глубоко убеждены, что они сделали доброе дело — спасли человеку жизнь.

В первые месяцы после капитуляции, в период междуцарствия, солдаты иногда занимались охотой на немцев с автомашинами — просто чтобы покататься. Если «Фриц» пытался доказать что он «свой», коммунист, то солдаты с удивлением спрашивали партдокументы: «Смотри, Петя — видал дурака! Если уж у нас коммунизм — так это понятно. Но чего этим идиотам нужно? Наверное, какая-нибудь сволочь!»

И «идеологический Фриц» получал дополнительную санобработку (санитарная обработка — жаргон), после которой, лёжа в госпитале, имел время пересмотреть свои взгляды на коммунизм. Машина после прогулки, если оставалась цела, просто отдавалась очередному «Фрицу», показавшемуся солдатам симпатичным. Русская душа живёт импульсами.

Функционеры КПД-СЕД, водрузив на радиаторах автомашин красные флажки и чувствуя себя хозяевами, гоняли по Берлину как на пожар, превышая все границы дозволенной скорости.

Тут уж каждый советский офицер или солдат за рулем считал своим кровным долгом заняться идеологической перековкой зазнавшегося «камрада». Чем выше по партийному чину был «камрад», тем большей честью считалось разбить ему радиатор и физиономию. «Чтобы не так торопился к коммунизму!» — говорилось в таких случаях.

Сам комендант берлинского Кремля — Карлсхорста полковник Максимов только посмеивался, когда ему докладывали о подобных проделках.

Это не были просто акты варварства. Пожив в Германии, советские солдаты отзывались о немцах с уважением и даже некоторой завистью. По адресу же немецких коммунистов слышались выражения: «Подлецы и продажные шкуры». Советский человек, увидав Европу, глубоко убеждён, что коммунистом может быть только дегенерат, состоящий на жаловании у Москвы.

«Да, кстати, — что ты делал недавно на Петерсбургерштрассе?» — неожиданно спрашивает Андрей.

Я удивлённо смотрю на его неподвижную фигуру. Неделю тому назад я действительно был на Петербургерштрассе. Одна из моих московских знакомых Ирина пригласила меня к себе. Она окончила в Москве Институт Иностранных Языков и теперь работала в Берлине в должности преподавательницы немецкого языка.

Когда я нашёл нужный мне дом, то он мало чем отличался от остальных. Снаружи не было никакой надписи, не было даже красного флага, указывающего, что дом занят оккупационным учреждением. Проходя по улице, можно было подумать, что это обычный немецкий дом. Но, когда я открыл дверь, то очутился нос к носу с часовым в форме войск погранохраны МВД.