Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 2)

воцаряется напряжённая тишина. Снова я с тревогой бросаю взгляд на висящий на стенке пистолет.

«Вот это сразу видно — партизан!» — неожиданно с нескрываемым удовольствием говорит Андрей и смеется. «А ну, хлопцы, заходите сюда! Садитесь!» — командует он. — «На каком фронте воевали?»

Удивлённые столь неожиданным приглашением и дружеской улыбкой Андрея, инвалиды нерешительно переминаются с ноги на ногу. Затем безрукий первый осторожно опускается на мягкое сиденье. Свой завернутый в газету инструмент он бросает на противоположный диван.

Тот тяжело падает на плюшевое сиденье, бумага разворачивается и обнажает обрубок водопроводной трубы. Безногий следует примеру безрукого и тоже садится. Напускная развязность и враждебность медленно сменяются на лицах неловкостью солдат, попавших в общество офицеров.

«Ну, на каком фронте воевали, хлопцы?» — повторяет свой вопрос Андрей. — «Может, где встречались».

«Повсюду свою кровь проливали, товарищ майор», — угрюмо говорит безногий.

«Ну, а как она жизнь, хлопцы?» — спрашивает Андрей, — «Мы сами из Германии едем. Давно уже родины не видели».

«Не видели, так увидите, товарищ майор», — со странной усмешкой бормочет безрукий. Он показывает на несколько рядов знаков ранений на своей гимнастерке: «Вот всё, что завоевали. Как с госпиталя выписались, так вот уже два года в той же одёже ходим.»

«Куда едете?» — спрашивает Андрей.

«Куда глаза глядят, товарищ майор», — уныло отвечает безногий. — «Земля наша, слава Богу, широкая».

«А где дома будете?»

«У нас дом — под каждым кустом», — усмехается однорукий, — «Мы люди вольные, живём как птицы небесные.»

«А что вы здесь в поезде делаете?» — допытывается Андрей.

«Воруем, товарищ майор, воруем!» — снова с неожиданной злостью отвечает инвалид.

«Вы на нас не обижайтесь, товарищи офицеры», — примирительно говорит его спутник. — «Кабы другое время, разве мы этим стали бы заниматься? Жизнь заставляет! Мы люди жизнью покалеченные».

«Эх, жизнь-жестянка...» — уныло вздыхает однорукий. — «Разве это жизнь?! Разрешите налить стаканчик, товарищ майор Государственной Безопасности. Вам за это на том свете лишний грех простится!»

Инвалид залпом опрокидывает стакан и мотает головой из стороны в сторону. Затем он поднимает глаза и смотрит в упор на Андрея: «Вижу я, что у Вас много орденов, товарищ майор. Кроме того, в партизанах были. Значит Вы — человек настоящий. Только вот красную шапку Вы зря носите!» Он кивает головой на форменную фуражку МВД, покачивающуюся на стенке в такт ходу поезда.

«Не слушайте пьяного человека, товарищ майор», — пытается вмешаться безногий.

«Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», — беззлобно говорит Андрей и смотрит на инвалидов странным взором.

«Вот это Вы правы, товарищ майор Государственной Безопасности», — кивает головой безрукий. — «А потом мне терять нечего — я Вам могу всю правду в глаза сказать. Когда-то я тоже горячим был. Теперь вылечился. Хотите, я Вам свою судьбу расскажу? Потом судите меня».

Безрукий молчит и смотрит в пол. Сонная тишина заполняет купе мягкого вагона. Равномерно постукивают колеса, отбивая километры.

«Когда-то я тоже партийцем был», — тихо говорит инвалид. — «В первый же день войны добровольцем пошел. Пули на лету ловил. На танки с бензиновой бутылкой лез. Грудь под пулеметы подставлял и кричал: «За Сталина!» Под Киевом до последнего патрона дрался, был ранен, попал в окружение.

Две недели без памяти на восток полз. Дополз до своих. Меня в награду за верность родине — под Трибунал. Других расстреляли, а меня, как раненого, помиловали — в штрафбат значит. Одна рана не зажила, ещё две других достал. Вот они!» Он снова тычет рукой в ленточки ранений на груди гимнастерки.

«Под Ростовом в плен попал», — продолжает безрукий, тряся головой. — «Партбилет в землю зарыл — чтобы врагу в руки не достался. Мне тогда партбилет дороже своей жизни был. Завезли меня немцы на край земли, аж до самого океана. Бежал я оттуда, да по дороге поймали — в кацет заперли. Я и оттуда бежал.

Три месяца как зверь по лесам пробирался, траву ел. Всё на восток шёл. Добрался до партизан. Два года партизанил. Жизни не жалел. Вон сколько орденов заработал, а ран уж и не считал. Всё за родину страдал.