Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 3)

и подругой солдата. Помнишь, как я стучал в твои двери? В измятой шинели, с фронтовой дороги... Я каждый раз гордился тобой, маленькой солдатской женой...»

Муравей ползает по круглому срезу пня, не находя выхода. Он доползает до края, удивлённо смотрит вниз, в открывающуюся перед ним бездну.

«Гриша, скажи мне теперь всё откровенно», — девушка, прислонившаяся спиной к мшистому пню, мало чем напоминает былую задорную и беззаботную Женю. Она говорит тихо и серьёзно. В её голосе нет ни обвинения, ни просьбы.

«Ты вернулся из Берлина, совсем другой. Тебя как будто подменили изнутри. И все время ты отмалчиваешься. Я чувствую — тебя угнетает что-то. Что это?»

«Мне печально, Женя, что наша дружба так и останется только дружбой...»

«Что тебе мешает?»

«Когда я впервые познакомился с твоим отцом, я гордился им. Тогда он был для меня первым солдатом...»

«А теперь..?» — Женя смотрит мне в глаза странным взглядом.

Я не отвечаю прямо на вопрос. Я ещё сам не могу понять этого, я это только чувствую. «Оставить твою среду и быть только моей — этого я не могу требовать от тебя», — тихо говорю я. — «Мне же включиться в твою среду — это означает гибель для нас всех».

«Так значит на пути мой отец?!» — со странным спокойствием произносит девушка. Слова звучат, как ответ собственным мыслям.

Я молчу и тихо глажу хрупкие плечи. Трепещут листья берёз. Безмолвно нависло пасмурное небо. Бесцельно ползет муравей по пню.

«Не бойся, Гриша. Я сама догадывалась об этом», — в голосе Жени слышится усталость. — «Только я тебе одно хочу сказать — между нами стоит не отец. Между нами встало то же, что уже давно стоит между мной и отцом. Я только женщина и дочь. Я чувствую это по-другому». Она молчит некоторое время, потом тихо добавляет: «Я когда-то уже говорила тебе, что я — сирота...»

Девушка в крестьянском платочке подносит ветку рябины к лицу и ласкается щекой о холодные грозди. Воздух пронизывает свежесть приближающейся осени. Мы молча стоим среди лесной поляны, забыв, зачем мы сюда пришли.

«Так ты уже твёрдо решил это?» — спрашивает, наконец, Женя.

Я только беспомощно пожимаю плечами и смотрю на муравья.

«А если я брошу всё — и уеду к тебе в Берлин?»

«Мое положение там слишком неуверенно. Я не могу рисковать твоим будущим...»

Женя в забытье играет оранжевой кистью ягод. Её глаза устремлены куда-то в даль поверх моего плеча.

«Я никогда не забуду тебя, моя девочка...» — говорю я и не знаю, кого я хочу утешить — её или себя. Сердце ещё раз, как когда-то давным-давно, захлёстывает безвыходная волна солдатской разлуки, грусти и нежности. Но на этот раз тело девушки не трепещет и не ласкает меня, как в былые дни. Оно безжизненно и холодно.

«Не сердись на меня...» — прошу я. — Мне самому очень тяжело. Очень...»

Девушка в крестьянском платочке поднимает голову. Пустота в её глазах медленно уходит, уступая место безудержному зову жизни. «Если так должно быть...» — шепчет она.

«Маленькая солдатская жена не будет плакать», — улыбаются сквозь слезы глаза Жени. Она положила руки на мои плечи и откачнулась назад, как будто рассматривая меня в первый раз. Затем горячий поцелуй до боли ожигает наши губы.

Тихо шелестели листья берез и угрюмо молчал мшистый пень, глядя на девушку в крестьянском платочке и мужчину в непривычном для леса костюме.

«Откуда они пришли сюда, эти двое?» — шептали любопытные березы.

«Куда они идут?!» — вздохнул в ответ седой пень.

Пробыв две недели в Москве, я неожиданно почувствовал щемящую пустоту и тревожное беспокойство. Я с нетерпением ожидал, когда я смогу закончить свои дела в Энергетическом Институте, которые я, воспользовавшись пребыванием в Москве, решил привести в порядок. Всё это время меня не оставляло чувство человека, опаздывающего на поезд.

Андрей Ковтун уехал из Москвы уже раньше. В течение нескольких дней после встречи с Галиной он бродил как в трансе, совершенно не реагируя на окружающее. С большим трудом мне удалось уговорить его взять билет в Сочи и использовать отпуск для санаторного лечения. Даже при прощании на вокзале он не улыбнулся и, пожимая мне руку, смотрел куда-то в сторону.