Пауло Коэльо

Одиннадцать минут

— Да он, вроде бы, мой ровесник.

Но мать попросила его не вмешиваться, не мешать счастью дочери. Как и все портнихи, она много разговаривала с клиентками и приобрела большие познания в вопросах любви и супружеской жизни, а потому посоветовала:

— Знаешь, что я тебе скажу, доченька: лучше несчастливая жизнь замужем за богатым, чем, как говорится, рай в шалаше. Не бывает в шалаше рая.

А там, куда ты отправляешься, у тебя больше шансов стать если не счастливой, так богатой. А не выгорит дело — сядешь в автобус да прикатишь домой.

Мария, хоть и выросла в захолустье, но, всё же, была поумней, чем представлялось матери или будущему мужу:

— Мама, из Европы в Бразилию автобусы не ходят, — сказала она для того лишь, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. — И потом, я же не мужа себе ищу, а собираюсь стать артисткой.

Мать поглядела на неё едва ли не с отчаянием:

— Если «туда» доедешь, то и «обратно» доберёшься. Артисткой хорошо быть, пока девушка совсем ещё молоденькая, пока красота её при ней. Это лет до тридцати.

А потому, не теряйся, найди себе честного и порядочного человека, да чтоб любил тебя, и выходи за него замуж. И о любви особенно не заботься — я поначалу совсем не любила твоего отца, но за деньги всё на свете купишь — в том числе и настоящую любовь. А ведь твой отец — совсем даже не богач.

Да, это был совет не подруги, а матери. И 48 часов спустя снова уже была Мария в Рио, хотя перед отъездом успела зайти — одна, разумеется, — в тот магазин, где работала до своего отпуска, и попросить расчёт.

— Слышал, слышал, что знаменитый французский импрессарио решил взять тебя в Париж, — сказал ей хозяин. — Удерживать тебя и отговаривать не стану, ищи своё счастье, просто хочу тебе кое-что сказать перед разлукой.

Он достал из кармана ладанку на шнурке.

— Это — чудотворная ладанка Приснодевы Благодатной. В Париже есть собор, выстроенный в её честь, так что, в случае чего, можно туда сходить и попросить у Неё защиты. Видишь, что тут написано?

И Мария заметила, что вокруг образа Девы выведены слова: «Мария, без греха зачавшая, молись за нас и прими нас под Свой покров. Аминь».

— Слова эти повторяй хотя бы раз в день. И... — он заколебался, но было уже поздно, — ...и если когда-нибудь надумаешь вернуться, знай — я жду тебя. Я упустил возможность сказать тебе одну простую вещь: «Я люблю тебя». Может быть, уже поздно, но всё-таки, мне хочется, чтобы ты знала об этом.

Что значит «упустить возможность», Мария узнала рано. А слов «Я люблю тебя» она к своим двадцати двум годам наслушалась предостаточно, причём, ей стало казаться, что слова эти совершенно лишены смысла — ведь ничего серьёзного, глубокого, прочного и длительного они не приносили.

И она поблагодарила хозяина, спрятала эти слова куда-то в подсознание (никогда ведь не знаешь, какие каверзы подстроит нам жизнь, а помнить, что в чрезвычайных обстоятельствах есть куда броситься, — приятно), одарила его целомудренным поцелуем в щёчку и ушла не оглядываясь.

Вернулись в Рио, всего за один день выправили ей паспорт («Бразилия и вправду сильно изменилась», — сказал по этому поводу Роже, использовав два-три португальских слова и несколько иностранных, которые Мария перевела как: «А раньше сколько с этим было мороки!»).

Вскоре, с помощью импрессарио-охранника-переводчика Маилсона было приобретено и всё недостающее: одежда, обувь, косметика — словом, всё, о чём такая женщина, как Мария, могла только мечтать.

Накануне отлёта, Роже сводил её в кабаре и обрадовался, узнав, кто из танцовщиц понравился ей больше всего, — Мария, обнаружив хороший вкус, отдала предпочтение настоящей звезде, выступавшей в кабаре «Колоньи», смуглой красотке со светлыми глазами и волосами цвета крыла грауны (есть в Бразилии такая птица, с оперением которой местные писатели любят сравнивать иссиня-черные волосы).

Виза с разрешением на работу была получена в консульстве, чемоданы уложены, и на следующий день они отправились в страну, славящуюся часами, шоколадом и сырами, причём, Мария была твёрдо намерена обольстить своего швейцарца — в конце концов, он не так уж и стар, совсем не уродлив и явно не беден. Что ещё нужно?

* * *

Мария была измучена долгим перелётом, но дело было не только в усталости: она ещё в аэропорту почувствовала, как сердце щемит от страха: ведь она — в полной власти этого человека, не знает ни страны, ни языка, а тут так холодно...