Пауло Коэльо

Одиннадцать минут

Последние слова она выговорила громко и раздельно. Химик проснулся, официантка принесла счёт. Ральф, не обращая на это внимания, ответил тоже медленно, отчётливо, но не повышая голос:

— Это не имеет никакого отношения к тому, чем вы занимаетесь. Я вижу свет. Свет, исходящий от человека, от женщины, которая обладает могучей волей и способна пожертвовать многим ради того, что считает для себя самым важным. Этот свет... этот свет — в глазах.

Мария была обезоружена — художник не поддался на ее провокацию. Ей хотелось верить, что он хочет всего лишь соблазнить её и ничего больше. Она запретила себе думать — по крайней мере, на ближайшие девяносто дней, — что где-то на земле есть интересные люди.

— Ты видишь перед собой этот бокал с анисовой? — продолжал он, вдруг перейдя на «ты». — Так вот, ты только его и видишь.

А я должен дойти до сердцевины того, что делаю, и потому вижу, как рос этот анис, как трепали его ветры, вижу руки, собиравшие зёрнышки, вижу корабль, привёзший их сюда с другого континента, я чувствую все запахи и краски, которые стали частью этих зёрнышек, смешались с ним и в него проникли, прежде чем пригодились для изготовления настойки.

И если бы я когда-нибудь задумал написать его, то запечатлел бы всё это на полотне, хотя ты, глядя на него, по-прежнему считала бы, что видишь всего лишь бокал анисовки.

И точно так же, когда ты смотрела на улицу и думала — я знаю, что думала, — о Дороге Святого Иакова, я нарисовал твое детство, твои отроческие годы, твои несбывшиеся, оставшиеся в прошлом мечты, и новые мечты, и твою волю — она-то больше всего меня и занимает... Когда ты смотрела на мою картину...

Мария открыла ворота крепости, хоть и знала, что отныне вряд ли сможет закрыть их.

— ...я видел этот свет. Хотя передо мной была всего лишь женщина, похожая на тебя.

Вновь повисло тягостное молчание. Мария взглянула на часы.

— Через несколько минут мне надо уходить. Почему ты сказал, что секс — это скучно?

— Ты должна это знать лучше, чем я.

— Я это знаю, потому что это — моя работа. Я делаю это каждый день. Но ты — ты мужчина, тебе тридцать лет...

— Двадцать девять.

— Ты молод, привлекателен, знаменит, тебя должны ещё интересовать такие вещи, и тебе незачем ходить на Бернскую улицу, чтобы найти себе подругу.

— Нет, есть зачем. Я спал кое с кем из твоих коллег, но не потому, что мне сложно найти подругу. Мне сложно с самим собой.

Мария вдруг почувствовала, как кольнула её ревность, и сама удивилась этому. Но теперь ей и в самом деле пора было идти.

— Это была моя последняя попытка. Теперь — всё, — и он начал собирать разбросанные по полу кисти и краски.

— У тебя что-нибудь не в порядке?

— Всё в полном порядке. Неинтересно. Невероятно!

— Заплати по счету. Давай пройдёмся. На самом деле я думаю, что многие испытывают то же, что и ты, просто никто не произносит это вслух, — и мне хочется поговорить с таким искренним человеком.

Они зашагали по Дороге Святого Иакова вверх, потом вниз. Дорога вела к реке, река — к озеру, озеро — к горам, горы — к затерянному в Испании селенью.

Мимо шли прохожие — возвращались с обеденного перерыва клерки, мамаши катили коляски с детьми, щёлкали фотоаппаратами туристы, снимая друг друга на фоне величественного каскада воды посреди озера, сновали восточные женщины в покрывалах, бежали трусцой юноши и девушки — и все они отправлялись в паломничество к этому мифическому городу под названием Сантьяго-де-Компостела, которого, может быть, и вовсе не существует.

Может быть, это просто легенда, в которую необходимо верить, чтобы в жизни человеческой появился хоть какой-то смысл.

И по запруженной народом Дороге Святого Иакова шли в числе прочих длинноволосый мужчина с тяжёлым этюдником на плече и девушка чуть помоложе с пакетом, где лежали руководства по управлению усадебным хозяйством.

И ни ему, ни ей в голову не пришло спросить, почему и с какой стати пустились они в это странствие вместе — получилось это само собой, будто ничего естественней и быть не могло, ибо он знал о ней всё, она же о нём — ничего.

И по этой самой причине она решилась спросить — она теперь обо всём спрашивала.