Пауло Коэльо

Одиннадцать минут

хорошо.

Мария попыталась переключиться на другое — стало совсем тепло... вчера так и не успела зайти в супермаркет... Написала длинное письмо отцу, во всех подробностях и очень обстоятельно описав, какой участок земли намеревается приобрести, — пусть они с матерью порадуются.

Не указала точную дату своего возвращения, но намекнула, что произойдёт это в скором времени. Заснула, проснулась, снова заснула, снова проснулась.

Поняла, что руководство по управлению усадебным хозяйством хорошо для швейцарцев и не годится для бразильцев — это два совершенно разных мира.

Днём она убедилась, что душа её немного успокоилась — по крайней мере, ничего похожего на землетрясение, на извержение вулкана, на немыслимое давление требовавшее немедленного выхода.

Ей стало легче, напряжение спало — что ж, на неё и раньше порой накатывала такая страсть, а на следующий день всё проходило. Все к лучшему — её мир остался прежним.

Есть семья, которая её любит, есть человек, который её ждёт и часто пишет письма, сообщая, что торговля тканями процветает и дело расширяется. Даже если она сегодня же вечером решит улететь домой, у неё хватит денег купить фазенду.

Худшее позади: она одолела языковой барьер, одиночество, ужин в ресторане с арабом, она приучила свою душу не жаловаться на то, что делают с её телом.

Она отлично знает теперь, чего хочет, и готова на всё ради этого. И мужчинам в этом «этом» места нет. По крайней мере, тем, кто не говорит на её родном языке и не живёт в её родном городе.

Да, она успокоилась, душа перестала ходить ходуном, и Мария поняла, что отчасти и сама виновата — почему она не сказала ему: «Я так же одинока и несчастна, как и ты, вчера ты сказал, что видишь исходящий от меня свет, и это были первые ласковые и искренние слова за всё то время, что я провела здесь»?

По радио звучала старинная песенка: «...а любовь моя погибла, и родиться не успев». Да это просто про неё, про её судьбу.

Запись в дневнике Марии, сделанная через два дня после того, как всё пришло в норму:

Страсть не даёт человеку есть, спать и работать, лишает покоя. Многие боятся её, потому что она, появляясь, крушит и ломает всё прежнее и привычное.

Никому не хочется вносить хаос в свой устроенный мир. Многие способны предвидеть эту угрозу и умеют укреплять гнилые стропила так, чтобы не обвалилась ветхая постройка, Этакие инженеры — в высшем смысле.

А другие поступают как раз наоборот: бросаются в страсть очертя голову, надеясь обрести в ней решение всех своих проблем. Возлагают на другого человека всю ответственность за своё счастье и за то, что счастья не вышло.

Они всегда пребывают либо в полном восторге, ожидая волшебства и чудес, либо в отчаянии, потому что вмешались некие непредвиденные обстоятельства и всё разрушили.

Отстраниться от страсти или слепо предаться ей — что менее разрушительно?

Не знаю.

* * *

На третий день, будто воскреснув из мертвых, Ральф Харт появился в «Копакабане» снова. И чуть было не опоздал: Мария уже разговаривала с другим клиентом. Однако, заметив художника, вежливо сказала, что танцевать не хочет, у неё уже назначена встреча.

Только сейчас она поняла, чего ждала все эти дни. И приняла безропотно всё, что судьбе будет угодно даровать или отнять.

Она не жаловалась, она была довольна, потому что могла позволить себе такую роскошь — всё равно, в один прекрасный день, она навсегда покинет этот город, она знала, что эта любовь — невозможна, а раз так, раз ждать нечего и надеяться не на что, то следует взять всё, что случится на этом коротеньком отрезке её жизни.

Ральф спросил, может ли угостить её, Мария заказала фруктовый коктейль. Хозяин бара, делая вид, что перемывает бокалы, поглядывал на бразильянку с недоумением — чего ради она переменила решение?

Он надеялся, что коктейлем дело не ограничится, и вздохнул с облегчением, когда клиент повел её танцевать. Ритуал был соблюдён, беспокоиться не о чем.

Мария ощущала у себя на талии руку партнёра, совсем близко было его лицо, и музыка, слава Богу, гремела так громко, что разговаривать было невозможно.

Фруктовый коктейль — не тот напиток, чтобы придать человеку отваги, и те несколько фраз, которыми они обменялись, были сугубо формальны. И что теперь? Отель? Постель?