Пауло Коэльо

Одиннадцать минут

Мы на вокзале, — продолжала она. — Мы с тобой незнакомы и вместе ждём поезда. Но вот случайно я встретилась с тобой глазами и не отвела их.

Ты не знаешь, что я пытаюсь сказать, ибо, хоть ты и умён, и способен увидеть исходящий от человека свет, но недостаточно чуток, чтобы разглядеть, что же освещает этот свет.

Уроки англичанина пошли ей впрок. Ей бы хотелось, как можно скорее, забыть лицо Теренса, но он незримо присутствовал здесь, направляя её воображение.

— Мои глаза устремлены на тебя. И, может быть, я спрашиваю себя: «Где я могла встречать этого человека?» А может быть, я просто рассеянна.

А может быть, боюсь не понравиться тебе, допуская, что ты знаешь меня. Я оказываю тебе услугу, позволяя несколько мгновений пребывать в сомнениях и решить, как себя вести.

А может быть, всё совсем просто, проще некуда —я хочу встретить мужчину. Может быть, я пытаюсь убежать от любви, причиняющей одни страдания. Может быть, хочу отомстить за неверность, за только что случившуюся измену — и вот отправилась на вокзал на поиски незнакомца.

Может быть, я хочу на одну ночь стать проституткой, чтобы внести разнообразие в опостылевшую мне рутину. А может быть, я и в самом деле — Проститутка, вышедшая на ежевечерний промысел.

Внезапно она замолчала, унесясь мыслями в тот отель, где была вчера, где должна была познать унижение — «желтое», «красное», боль и огромное наслаждение. Всё это вдруг воскресло в душе и удовольствия не доставило.

Ральф заметил, что она думает о чём-то другом, и сделал попытку вернуть её «на вокзал»:

— Ну, вот мы встретились, и тебя тоже потянуло ко мне?

— Не знаю. И ты не знаешь: мы ведь ещё не говорили с тобой.

Она снова на несколько мгновений задумалась. Так или иначе, «театр» ей помог: он заставляет появиться настоящего персонажа, отгоняя множество придуманных, но живущих в нашей душе.

— Однако, я не отвожу глаз, и ты не знаешь, что делать. Подойти? Заговорить? А если тебе ответят резко и неприязненно? Позовут полицейского? Или пригласят выпить кофе?

— Я возвращаюсь из Мюнхена... — произнёс Ральф Харт, и голос его звучал теперь совсем не так, как раньше: они словно бы и вправду впервые увидели друг друга.

— Я размышляю о серии своих картин об ипостасях секса — о бесчисленных масках, которые надевают люди, чтобы никогда не пережить настоящей встречи.

Он знает, что такое «театр». Милан говорил, что этот художник тоже относится к числу «особых клиентов».

Прозвучал сигнал тревоги — но Марии нужно было время, чтобы собраться с мыслями.

— Директор галереи спросил меня, что послужит основой для этой вашей работы. Я ответил: «Женщины, которые чувствуют себя достаточно свободными, чтобы заниматься любовью за деньги».

«Таких женщин мы называем проститутками», — сказал он. «Ладно, пусть так, — ответил я, — я изучу их историю и сделаю из неё нечто более утончённое — такое, что понравится семейным парам, которые будут приходить в ваш музей.

В конце концов, всё на свете — вопрос трактовки и мастерства, не правда ли? Мастерство в том и заключается, чтобы подать под аппетитным соусом то, что трудно переварить».

«Однако, секс — вовсе не под запретом, — возразил мне директор. — Напротив, эта тема так замусолена и затёрта, что трудно найти к ней новый подход».

А я спросил: «Знаете ли вы, где берёт начало сексуальное желание?» — «В инстинкте». — «Верно, но ведь это всем известно. Как же нам сделать хорошую выставку, если мы с вами толкуем только о научных материях?!

Я хочу говорить о том, как объясняет это влечение обыкновенный человек, немного склонный, впрочем, к философии».

«Приведите пример», — сказал директор. И я ответил, что, когда сяду в поезд и поеду домой и какая-нибудь женщина бросит на меня взгляд, я заговорю с ней и скажу, что она — незнакомка и потому мы с нею вольны делать всё, о чём мечтали, воплощать любые фантазии, а потом разойтись по домам, она — к мужу, я — к жене, разойтись, чтобы никогда больше не встретиться.

И вот, на этой железнодорожной станции я вижу тебя.

— Твоя история так интересна, что убивает желание.

Ральф Харт со смехом согласился. Они допили вино, и он принёс из кухни новую бутылку.