Пауло Коэльо

Одиннадцать минут

значения — она вырвалась за рамки своей плоти, перешла границы тела, и у неё осталась только душа, «свет», некое пространство, кем-то когда-то названное Раем.

Есть такие страдания, позабыть которые удаётся, только когда удаётся превозмочь терзающую нас боль, а вернее — воспарить над ней.

Последнее, что она помнила, — Ральф подхватил её на руки, укутав своим пиджаком. Должно быть, она лишилась чувств от холода, но и это не имело значения: она была довольна, она ничего не боялась. Она победила. И не унизилась перед этим человеком.

* * *

Минуты превратились в часы, и она, должно быть, уснула у него на руках, а когда проснулась, обнаружила, что лежит на кровати в белой, пустой — ничего, кроме телевизора в углу, — комнате.

Появился Ральф с чашкой горячего шоколада.

— Всё хорошо, — сказал он. — Ты пришла туда, куда хотела прийти.

— Я не хочу шоколада, хочу вина. И хочу туда, вниз, в нашу комнату, где разбросаны книги и горит камин.

Как это сказалось, будто само собой — «наша комната»? Не это она планировала.

Она оглядела ступни — небольшой порез и несколько царапин. Через несколько часов от них и следа не останется.

Не без труда Мария сошла по ступеням лестницы — она шла в свой угол, на ковёр перед камином. Она уже поняла, что лучше всего чувствует себя именно там: вот её место в этом доме.

— Тот дровосек ещё сказал мне, что, когда он делает нечто вроде физического упражнения, когда он требует от своего тела всё, что оно может дать, он обретает какую-то неведомую духовную силу — тот самый свет, который я заметил в тебе. Что ты почувствовала?

— Что боль — это спутница женщины.

— Это — опасность.

— Что боль имеет предел.

— Это — спасение. Не забывай об этом.

Сознание Марии всё еще мутилось — этот «мир» осенил её в тот миг, когда она вышла за назначенные ей пределы. Ральф показал ей иной вид мучения, и он тоже доставил ей странное наслаждение.

Ральф взял большую папку, раскрыл ее перед Марией. Там были рисунки.

— История проституции. То, о чём ты спрашивала меня в нашу первую встречу.

Да, спрашивала, но ведь это было всего лишь способом убить время и попыткой заинтересовать собеседника. Теперь это не имело уже ни малейшего значения.

— Все эти дни я плыл в неведомом море. Считал, что и нет никакой истории, а есть только древнейшая профессия, как принято называть это ремесло. Однако, история существует, да не одна, а две.

— А что же это за рисунки?

Ральф Харт испытал разочарование от того, что она не поняла его, однако, виду не показал, сдержался и продолжал:

— Я делал эти наброски, пока рылся в книгах, читал, делал выписки.

— Мы поговорим об этом в другой раз — сегодня я хочу понять, что такое боль.

— Ты изведала её вчера и ты открыла, что она ведёт к наслаждению. Ты изведала её сегодня — и обрела мир. И потому, я говорю тебе — не привыкай, с нею слишком легко ужиться, а это — опасное зелье.

Оно таится в нашем повседневье, в скрытом страдании, в наших отречениях, после которых мы виним любовь в том, что наши мечты не сбылись.

Боль, являя свой истинный лик, пугает и прельщает, являясь под личиной жертвенности и самоотречения. Самоотречения или трусости.

Что бы ни твердил человек, как бы на словах ни отвергал боль, он всегда отыщет средство и способ обрести её, влюбиться в неё, сделать так, чтобы она стала частью его жизни.

— Не верю. Никто не желает страдать.

— Если ты сумеешь понять, что способна жить без страдания, это уже будет шаг вперёд. Но не думай, будто другие люди поймут тебя.

Да, ты права: никто не желает страдать, и, тем не менее, все ищут боль и жертву, а отыскав, чувствуют, что бытие их оправдано, а сами они — чисты и заслуживают уважения детей, супругов, соседей, Господа Бога.

Сейчас не будем об этом думать, хочу только, чтобы ты знала — миром движет не жажда наслаждения, а отречение от всего, что важно и дорого.

Разве солдат идёт на войну убивать врагов? Нет — он идёт умирать за свою страну.

Разве женщина показывает мужу, как она довольна? Нет — она хочет, чтобы он оценил степень её преданности, её готовность страдать ради его счастья.

Разве человек поступает на службу в надежде осуществиться и реализовать свой потенциал? Нет — он проливает пот и слёзы для блага своей семьи.