Пауло Коэльо

Одиннадцать минут

произнесла она.

А дальше — брак, кухня, дети, секс по обязанности, пусть даже и супружеской, но всё более редкий, а вот и впервые найденная записка от любовницы, и желание закатить скандал, а потом — обещания, что это никогда больше не повторится, потом вторая записка (уже от другой женщины), и снова скандал и угроза развода, но на этот раз муж уже ничего не обещает с такой определенностью, а всего лишь говорит, что любит её.

Третья записка (от третьей женщины), а за ней обычно предпочитают промолчать, сделать вид, что ничего не происходит, ибо с мужа станется сказать теперь, что он её больше не любит и она может уходить на все четыре стороны.

Ничего такого в кино не показывают. Фильм кончается раньше, чем начинается другой мир. Так что, лучше не думать.

Мария прочла от корки до корки три журнала. Наконец, объявили её рейс, она целую вечность, казалось, шла по бесконечному коридору аэропорта и вот оказалась в самолете.

Пристегивая ремни, ещё раз представила себе пресловутую финальную сцену: чья-то рука ложится ей на плечо, она оборачивается и видит его.

Ничего этого не было.

Весь недолгий перелёт от Женевы до Парижа она проспала. Даже не успела придумать, что скажет дома, какую историю сплетёт — да, впрочем, это и неважно: родители, без сомнения, и так будут счастливы от того, что дочка вернулась под отчий кров, а у них теперь будет своя фазенда и обеспеченная старость.

Мария проснулась от толчка — самолет опустился на бетон взлётной полосы. Стюардесса объяснила, что они сели в терминал С, а ей надо попасть в терминал F, откуда будет рейс в Бразилию.

Но пусть не беспокоится — прибыли без опоздания, времени хватит, а если она боится заблудиться, сотрудник наземной службы встретит её и проводит до места.

Покуда самолёт рулил к терминалу, она размышляла о том, не задержаться ли на денёк в этом городе — исключительно для того, чтобы сделать фотографии и рассказывать потом, что побывала в Париже.

Ей нужно было какое-то время, чтобы побыть наедине с собой, всё осмыслить, поглубже запрятать воспоминания о прошлой ночи, чтобы можно было воспользоваться ими в нужный момент, когда понадобится понять, что жива.

Стюардесса взглянула на её билет и сообщила, что, к сожалению, это невозможно — пересадку нужно сделать немедленно.

В утешение самой себе Мария подумала, что оно и к лучшему — оказаться в таком прекрасном городе одной было бы слишком огорчительно.

Если уж ей удалось сохранить хладнокровие, выдержку, если сила воли не изменила ей, то зачем же растравлять себе душу видом парижских улиц, по которым так хорошо было бы пройти рядом с Ральфом.

Она вышла из самолета, прошла пограничный контроль — беспокоиться было не о чем: багаж должны были перегрузить на другой «борт» без неё.

Двери открылись, пассажиры обнялись с теми, кто встречал их — кто с женой, кто с матерью, кто с детьми.

Мария сделала вид — опять же для самой себя, — что к ней всё это не имеет ни малейшего отношения, но всё же, от щемящего чувства одиночества стало неуютно, но ничего — теперь оно не будет таким безысходно горьким: у неё есть тайна, есть сон, есть воспоминание.

Теперь справиться с одиночеством будет легче.

— Париж останется Парижем.

Нет, это не гид из туристического агентства. Это не шофер такси. Ноги у нее подкосились, когда прозвучал этот голос.

— Париж останется Парижем?

— Это фраза из моего любимого фильма. Хочешь взглянуть на Эйфелеву башню?

Да, хочет. Она до смерти хочет взглянуть на Эйфелеву башню. В руках у Ральфа был букет цветов, а глаза сияли — лучились тем самым светом, который она заметила в первый день, когда позировала ему в кафе и ёжилась от холодного ветра.

— Как тебе удалось оказаться здесь раньше меня? — этот вопрос был задан исключительно для того, чтобы скрыть счастливую растерянность, и вопрос не имел ни малейшего значения: просто Марии нужно было перевести дух.

— Я видел, как ты читала журналы. И мог бы подойти к тебе и раньше, но я — романтик, притом романтик безнадёжный.

А потому решил перебросить между Женевой и Парижем воздушный мост, погулять немножко по аэропорту, подождать три часа, наизусть выучить расписание, купить цветов, произнести фразу, которую в фильме «Касабланка» говорит Рики, и вообразить твое удивленное лицо.