Пауло Коэльо

Одиннадцать минут

воли, не способны помешать, чтобы любовь, время от времени, изменяла по своей прихоти правила игры. Совсем нетрудно быть романтиком, ты не находишь?

Мария понятия не имела, трудно это или нет, да ей и не было до этого никакого дела, хоть она и понимала, что совсем недавно, буквально только что, узнала этого человека и всего лишь несколько часов назад впервые переспала с ним, а накануне познакомилась с его друзьями, а ещё чуть раньше стало ей известно, что он посещал «Копакабану», что был дважды женат.

Нельзя сказать, что у него безупречный аттестат. А с другой стороны, у неё есть деньги на покупку фазенды, и вся молодость — ещё впереди, а за спиной — огромный опыт, и полнейшая независимость в душе. Ну, что ж, раз уж судьба всегда делает выбор за неё, можно рискнуть ещё разок.

Она поцеловала его, не испытывая ни малейшего интереса к тому, что произойдёт после появления на экране титров «Конец». Но если когда-нибудь кто-нибудь задумает рассказать её историю, Мария попросит, чтобы начиналась она, как начинаются волшебные сказки:

Жила-была на свете...

Заключение

Как все люди на свете — и, в данном случае, подобное обобщение не выглядит натяжкой, — я не сразу осознал священный смысл, заключенный в сексе.

Моя юность пришлась на эпоху безудержной, бьющей через край свободы, когда совершались важные открытия и многое было чрезмерно, чересчур, слишком.

Затем, пришёл период подавления и консервации — неизбежная расплата за весь этот переизбыток, который и вправду оставил после себя довольно уродливые шрамы.

В эпоху этого выше помянутого переизбытка (я имею в виду 70-е годы) писатель Ирвинг Уоллес сочинил о цензуре в Соединенных Штатах роман, где рассказывается, какие юридические уловки и хитросплетения использовали власти, пытаясь запретить к печати некую книгу, посвященную проблемам секса и озаглавленную «Семь минут».

В романе Уоллеса о самой книге упоминается вскользь, она — лишь предлог для разговора о цензуре, и тема секса и сексуальности едва затрагивается. Я стал воображать, о чём бы шла речь в этой книге, и спрашивать себя, а смог бы я написать её.

Уоллес часто ссылается на эту несуществующую книгу, каковое обстоятельство не то что затруднило, а сделало попросту невозможным выполнение задачи, которую я мысленно поставил перед собой.

Остались лишь воспоминание о заглавии (Уоллес, сдаётся мне, придерживался несколько старомодных взглядов в отношении времени, а потому, я решил это время увеличить) да мысль о необходимости исследовать феномен сексуальности всерьёз — что, впрочем, делали уже многие писатели.

В 1997 году, в итальянском городе Мантуя, где проходила некая конференция, портье передал мне рукопись. Я рукописей обычно не читаю, а эту вот, почему-то прочёл.

Это была невымышленная история бразильской проститутки, описывающей свои замужества, свои нелады с законом, мытарства и приключения.

В 2000 году, будучи в Цюрихе, я позвонил этой проститутке, работавшей под именем Сония, сказал ей, что мне понравилось её сочинение, и посоветовал отправить его моей бразильской издательнице.

Та, однако, предпочла не печатать его. Сония, в ту пору жившая в Италии, села в поезд и приехала ко мне в Цюрих. Она повела нас — меня, моего приятеля и сотрудника журнала «Блик», в тот вечер бравшего у меня интервью, — на Лангштрассе, место сбора тамошних проституток.

Я понятия не имел, что Сония уже предупредила своих товарок о том, что мы придём, и, к моему немалому удивлению, дело кончилось раздачей автографов — я подписывал свои книги, изданные на разных языках.

К этому времени, я уже принял твёрдое намерение написать о сексе, но у меня ещё не было ни канвы повествования, ни главного героя (или героини); но, благодаря этому походу на Лангштрассе, я понял: чтобы писать о священной стороне секса, необходимо сначала понять, почему он был до такой степени осквернён и опошлен.

В беседе с сотрудником швейцарского журнала «Л'иллюстрэ» я рассказал об этой импровизированной «встрече с читателями» на Лангштрассе, а тот напечатал об этом пространный очерк.

И вот, в результате, туда, где я раздавал автографы, — дело было уже в Женеве — пришли несколько проституток с моими книгами.

Одна из них вызвала у меня неподдельный интерес: мы с нею, а также с моим литературным агентом и другом Моникой Антунес отправились выпить по чашке кофе.