Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

Шанталь выбралась из палатки, отошла на безопасное расстояние, расстегнула чехол и вытащила из него ружье. Но чужестранец вроде бы даже не заметил этого.

— Скажи-ка мне, — произнёс он, — вот если бы тебе пришлось писать книгу об этом случае с золотом, неужели ты считала бы, что большая часть читателей, каждый день сталкивающихся с разнообразными трудностями, не раз несправедливо обиженных жизнью и людьми, вынужденных выбиваться из сил, чтобы накормить и выучить детей, — так вот, неужели бы они согласились так страдать ради того, чтобы ты сбежала со слитком?

— Не знаю, — отвечала Шанталь, вкладывая в ствол первый патрон.

— И я не знаю. Именно такой ответ мне и нужен. Теперь был заряжен и второй ствол.

— Ты готова убить меня, хоть и пытаешься успокоить россказнями про волка. Но это ничего, поскольку отвечает на мой вопрос: представители рода человеческого отягощены злом, раз уж мелкая служащая из провинциального городка способна совершить преступление ради денег. Я умру, но теперь я знаю ответ, и потому умру довольным.

— Держите, — и Шанталь протянула ружьё чужестранцу. — Никто не знает, что мы с вами знакомы. В гостиничном формуляре вы указали о себе ложные сведения. Вы можете уехать, когда пожелаете, и, насколько я понимаю, можете скрыться где угодно, в любом уголке мира.

Вам даже прицеливаться не надо — просто направьте на меня дуло и нажмите на курок. Заряд состоит из маленьких кусочков свинца, которые разлетаются конусом.

С такими патронами ходят на крупную дичь. И на людей. Вы можете даже смотреть в другую сторону, если вам не хочется видеть, как картечь разворотит моё тело.

Чужестранец положил палец на спусковой крючок, прицелился в её сторону, и Шанталь с удивлением заметила, что двустволку он держит привычно и правильно, как человек, умеющий владеть оружием.

Так они простояли довольно долго: Шанталь знала, что, если чужестранец поскользнется или вздрогнет от внезапного появления зверя или птицы, палец его дёрнется и ружьё выстрелит.

В этот момент она осознала, сколь по-детски наивным было её душевное движение: она пыталась бросить вызов этому типу, всего лишь чтобы подразнить его — пусть-ка сам сделает то, что предлагает сделать другим.

А чужестранец, между тем, продолжал направлять ружьё на Шанталь, он не моргал, и руки его не дрожали. Теперь уже было поздно; теперь уж он сам был убеждён, что оборвать жизнь девушки, бросившей ему вызов, — недурная, в сущности, идея.

Шанталь готова была взмолиться о пощаде, но он опустил ружьё раньше, чем она успела вымолвить слово.

— Я почти физически ощущаю твой страх, — проговорил он, протягивая ей ружьё. — Я чувствую запах пота, струящегося у тебя по лицу, хоть он и перемешивается с каплями дождя; несмотря на ветер, который с адским шумом раскачивает деревья, я слышу, как, едва не выскакивая из груди, колотится твоё сердце.

— Сегодня вечером я сделаю то, о чём вы меня просили, — сказала Шанталь, делая вид, будто не слышала произнесенных им слов, в которых всё было чистой правдой. — В конце концов, я хотела понять всё-таки вашу натуру, распознать, чего в вас больше — зла или добра.

Кое-что я вам только что продемонстрировала: несмотря на все чувства, которые я испытывала или перестала испытывать, вы могли спустить курок. Могли, да не спустили. Знаете почему?

Потому что струсили. Используете других для того, чтобы разрешить ваши собственные конфликты, а занять собственную позицию — не способны.

— Один немецкий философ сказал как-то раз: «Даже у Бога есть ад: это его любовь к людям». Нет, Шанталь, я не струсил. Я и не такие курки спускал, а точнее говоря, я производил оружие, которому твоя двустволка в подмётки не годится, производил и продавал по всему миру.

И всё это было вполне законно и легально — с разрешения правительства, с уплатой экспортных сборов и прочих налогов. Я женился на той, кого любил, у меня были две прелестные дочки, и я всегда умел требовать и получать всё, что мне причиталось.

Не в пример тебе — ведь ты считаешь, будто судьба преследует тебя, — я всегда был способен к действию, всегда готов бороться с многочисленными враждебными силами, противостоявшими мне.