Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

И сдаётся мне, вы хотите получить не ответ на вопрос, а подтвердить истину, в которую вам отчаянно хочется верить. А истина эта звучит так: «Весь мир отягощён злом».

Выражение глаз чужестранца изменилось, и Шанталь заметила это.

— Если же мир отягощён злом, то трагедия, которую вам пришлось пережить, — оправданна, — продолжала она. — И, значит, легче примириться с утратой жены и дочерей. Если всё же, существуют добрые люди, ваша жизнь становится непереносимой, хоть вы и утверждаете обратное.

Судьба подстроила вам ловушку, а вы знаете, что не заслуживали этого. Нет, вы не хотите, чтобы вновь воссиял свет, — вы хотите окончательно убедиться, что нет на свете ничего, кроме тьмы.

— К чему ты клонишь? — голос чужестранца выдавал скрываемое волнение.

— Я хочу более справедливых условий пари. Если через три дня в Вискосе никто не будет убит, город получит десять слитков золота. Пусть это будет наградой его жителям за то, что не преступили заповеди.

Чужестранец рассмеялся.

— А я получу слиток, как плату за участие в этой отвратительной затее, — продолжала Шанталь.

— Я не такой дурак. Если соглашусь, ты первым делом побежишь и всем всё расскажешь.

— Да, тут есть известный риск. Но я не сделаю этого — клянусь памятью бабушки и спасением души.

— Этого недостаточно. Кто знает, слышит ли Бог наши клятвы. Кто знает, существует ли спасение души.

— Вы же знаете: я не сделаю этого, потому что поставила посреди Вискоса новую виселицу. Вы легко догадаетесь, если я попробую слукавить. И потом — даже если я сейчас выйду отсюда и расскажу всем, о чём мы с вами тут говорили, никто всё равно не поверит.

Это то же самое, что прийти в Вискос с этим золотом и объявить: «Вот это — вам, сделаете вы то, чего хочет чужестранец, или не сделаете». Мои земляки привыкли тяжело работать и в поте лица своего добывать каждый грош. Они просто убеждены, что деньги с неба не падают.

Чужестранец закурил, допил то, что оставалось в стакане, и поднялся из-за столика. Шанталь ожидала его ответа, стоя на пороге, и холодный ветер врывался в комнату.

— Смотри, без фокусов, — сказал он. — Всё равно узнаю. Я не хуже вашего Ахава умею обращаться с представителями рода человеческого.

— Не сомневаюсь. И, значит, вы говорите мне «да». Снова — в который уж раз за сегодняшний вечер — он лишь молча кивнул.

— И вот ещё что: вы пока не окончательно утратили веру в то, что человек может быть добр. А иначе, не затевали бы всё это для того только, чтобы убедиться в обратном.

Шанталь закрыла за собой дверь и зашагала по единственной в Вискосе и совершенно безлюдной улице. Она плакала и никак не могла унять слёзы.

Против своей воли она тоже оказалась вовлечена в игру: несмотря на всё зло, которое царит в мире, она поставила на то, что люди всё-таки добры.

Никогда в жизни не расскажет она никому об этом разговоре с чужестранцем, потому что теперь и ей необходимо знать, кто же победит в этом пари.

Улица была пустынна, но девушка знала — из темных окон, из-за сдвинутых штор все до единого жители Вискоса взглядами провожают её до самого дома. Ну и пусть — в такой темноте никто не разглядит её слез.

* * *

А

у себя в номере чужестранец распахнул окно, чтобы ночной холод хоть на мгновение заглушил голос его демона.

Как он и ожидал, ничего из этого не вышло — демон был слишком взбудоражен недавним разговором с Шанталь.

Впервые за долгие годы чужестранец увидел, что демон ослабел, а в иные минуты казалось даже, что он удалился, но для того лишь, чтобы тотчас появиться вновь — не слабей и не сильней, а таким же, как был всегда.

Он обитал в левом полушарии его мозга, как раз в той доле, которая заведует разумом и логикой, но ни разу не показывался въяве и во плоти, а потому, чужестранец принуждён был прибегать к помощи воображения.

Он представлял его себе и так, и сяк, и эдак, в самых разнообразных видах, начиная от самого обычного — чёрт с рогами и хвостом — и заканчивая девушкой с белокурыми вьющимися волосами.

В конце концов, он остановил свой выбор на образе черноволосого юноши лет двадцати с небольшим, одетого в чёрные брюки и голубую рубашку, в зелёном, небрежно заломленном берете.