Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

кельтский монолит.

По знаку, поданному мэром, дровосеки отвязали веревки, удерживавшие Берту на носилках, и положили её на каменный стол.

— Нет, так не пойдёт, — возразил кузнец, припомнив, как в виденных им фильмах про войну солдаты, спасаясь от неприятельского огня, приникают к земле. — В лежачего трудно попасть.

Тогда дровосеки посадили Берту, прислонив её спиной к камню. Получилась вроде бы идеальная мишень, но тут прозвучал плачущий женский голос:

— Она уставилась прямо на нас! Она видит, что мы делаем.

Разумеется, Берта ничего не видела, но было невыносимо смотреть на эту добродушного вида, благостно улыбающуюся старушку, которая совсем скоро будет умерщвлена сотнями маленьких свинцовых шариков.

— Поверните её спиной, — приказал мэр, также не оставшийся безразличным к подобному зрелищу.

Дровосеки, ворча, снова подошли к монолиту и поставили Берту на колени, так что лицом и грудью она прижималась к камню. Однако, поскольку в таком положении удержать её было невозможно, пришлось привязать ей к запястьям; веревку, перекинуть через верхушку монолита и закрепить на противоположной стороне.

Картина получилась жутковатая — отвернувшаяся от людей коленопреклонённая женщина, руки которой были воздеты к небесам, словно она кому-то молилась или о чём-то молила. Кто-то запротестовал и на этот раз, но мэр сказал, что пора кончать.

И чем скорей, тем лучше. Без речей и оправданий — то и другое можно оставить на завтра, когда в баре и на улицах начнутся разговоры пастухов и пахарей.

Можно не сомневаться, что по одной из трёх городских улиц ещё долго не будут ходить люди — слишком уж все привыкли к тому, что там, у своего дома сидит Берта, глядит на горы и беседует сама с собой.

Хорошо, что из Вискоса можно выйти ещё двумя путями, не считая узенького проулка, который, по самодельной лестнице, выводит прямо вниз, на автостраду.

— Давайте кончать с этим, — сказал мэр, довольный тем, что священник не произносил ни слова и, стало быть, не покушался на его авторитет. — А то ещё кто-нибудь в долине увидит эту нашу иллюминацию и захочет узнать, что происходит.

Целься, пли — и по домам! Не рассусоливая. Выполняя свой долг, подобно хорошим солдатам, которые защищают отчий край. Без душевных терзаний. Есть приказ, надо его выполнить.

Но тут мэр внезапно не только понял, почему священник хранит молчание, но и догадался, что попал в ловушку. С этого момента все — если эта история вскроется — смогут повторять то, что после всех войн неизменно говорят убийцы: «Мы выполняли приказ».

Что же сейчас творится в душах этих людей и кто тогда он — негодяй или спаситель?

Нельзя давать слабину — особенно в тот миг, когда раздастся слитный лязг собранных ружей. Он представил себе, как оглушительно грянет залп из 174 стволов, но успокоил себя: если даже кто и услышит, они уже будут далеко отсюда, а прежде чем начать подъём, он приказал, чтобы люди, когда пойдут назад, погасили фонари и лампы.

Дорогу все найдут и с закрытыми глазами — свет будет нужен, лишь чтобы избежать несчастных случаев в самый момент стрельбы.

Женщины инстинктивно отпрянули назад, когда мужчины взяли на прицел неподвижную фигуру, видневшуюся в пятидесяти метрах впереди. Промахнуться было невозможно — сызмальства все они были обучены меткой стрельбе, умели валить бегущего зверя, сбивать птицу влёт.

Мэр уже приготовился скомандовать «Пли!», но тут раздался женский голос:

— Стойте!

Это была сеньорита Прим.

— А золото? Золото вы видели?

Стрелки опустили ружья, но не разломили их. В самом деле — золота никто не видел. Все повернулись к чужестранцу.

Тот медленно вышел на середину, стал перед шеренгой, опустил наземь мешок и начал один за другим вынимать из него золотые слитки.

— Вот оно, — произнёс он, возвращаясь на свое место с краю полумесяца.

А Шанталь подошла туда, где лежали слитки, и подняла один из них с земли.

— Это золото, — сказала она. — Но я хочу, чтобы вы в этом убедились. Пусть подойдут сюда девять женщин, и пусть каждая возьмет в руки по одному слитку.