пришли два брата, один из которых поносил бы и презирал тебя, а другой — почитал, как святого, сумел бы ты счесть их обоих равными?
— Я страдал бы, но и страдая, сумел бы обуздать себя и не делал бы различия между ними.
Шанталь помолчала и добавила:
— Говорят, что эта краткая беседа сыграла решающую роль в обращении Ахава.
Чужестранец не нуждался в объяснениях девушки — он и сам знал, что одни и те же силы воздействовали на Савиния и на Ахава: Добро и Зло вели борьбу за них, как и за души всех людей, сколько ни есть их на Земле. Когда Ахав понял, что Савиний равен ему, он понял и то, что равен Савинию.
В конце концов, всё это — вопрос самообуздания. И выбора. И больше ничего.
* * *
Ш
анталь в последний раз обвела взглядом долину, горы, лес, где бродила в детстве, и ощутила во рту вкус ключевой воды, свежей зелени, домашнего вина, которое изготовлялось из лучшего во всей округе винограда и тщательно оберегалось местными жителями от туристов.
Дело было в том, что производилось этого вина так мало, что за пределы Вискоса его не вывозили, а в погоне за деньгами винодел мог бы, пожалуй, нарушить свои принципы.
Она вернулась лишь для того, чтобы проститься с Бертой, и даже специально надела то, в чём ходила обычно, чтобы никто не смог догадаться — краткая поездка в город превратила её в богатую женщину: чужестранец взял на себя все хлопоты, всё подготовил и предусмотрел, подписал все бумаги, необходимые для того, чтобы золото было продано, а вырученные деньги — перечислены на только что открытый в том же банке счёт сеньориты Прим.
Оператор, глядевший на неё и чужестранца с преувеличенной почтительностью, не задал ни единого лишнего вопроса. Однако, Шанталь была уверена: он решил, что этот стареющий господин открывает счёт своей молоденькой любовнице.
«Какое приятное было ощущение!» — вспомнила она. Вероятно, клерк счёл — она так хороша в постели, что стоит этих огромных денег.
Она повстречала по дороге нескольких земляков; никто не знал, что она уезжает из Вискоса, и здоровались с ней так, словно ничего и не происходило, словно дьявол и не посещал городок.
Она здоровалась в ответ и тоже делала вид, что этот день — точно такой же, как и все остальные дни её жизни.
Она пока не знала, насколько сильно всё то, что недавно открылось ей, переменило её, но — у неё будет время понять это. Берта сидела перед своим домом — и уже не для того, чтобы караулить город, а просто потому, что ничего другого делать не умела.
— В мою честь построят фонтан, — сказала она. — Такую цену я назначила за то, что буду молчать. Знаю, он простоит недолго и утолит жажду немногих, ибо Вискос, так или иначе, обречён, и погубит его если не появившийся здесь дьявол, то время, в котором мы живём.
Шанталь спросила, как будет выглядеть фонтан; Берта объяснила свой замысел: вода струится из Солнца и попадает в раскрытый рот жабы. Солнце — это она, Берта, жаба — священник.
— Я буду утолять его жажду света до тех пор, пока будет стоять этот фонтан.
Мэр пытался было возражать, говорил, что это введёт город в непомерные расходы, но Берта слушать ничего не захотела, и властям пришлось согласиться — на следующей неделе должны начаться работы.
— А ты, дочь моя, в конце концов, сделаешь то, что я тебе предлагала. Могу сказать только одно, но зато с полной уверенностью — жизнь у человека короткая или долгая, смотря по тому, как он её проживает.
Шанталь улыбнулась, поцеловала старуху и повернулась к Вискосу спиной — навсегда. Берта права: ей нельзя терять время, хоть она и надеялась, что её жизнь будет очень долгой.
«Советник» — путеводитель по хорошим книгам.
Пауло Коэльо «Дьявол и сеньорита Прим»
54