Ли Кэрролл, Джен Тоубер

Дети Индиго (Часть 1)

как все.

Например, если я шёл в кондитерскую, и мне предлагали выбрать конфеты, я выбирал только ту конфету, которую хотел в данный момент.

Я не рыскал по всему магазину. Кассир заметил, как моё поведение отличается от поведения остальных детей. Б

ольшинство детей запасались всем, чем только могли, а я брал лишь немного того, что, как я чувствовал, было мне необходимо в тот момент.

На Рождество мне дарили кучу подарков, но, когда я раскрывал первый, то усаживался и играл с ним до тех пор, пока мама не подталкивала меня взглянуть на другие.

Я был просто очень благодарен именно за этот подарок и не мог думать больше ни о чем другом. Я оставался сфокусированным на нём весь день.

Когда я был помладше, я часто смотрел на что-нибудь и чувствовал, что все моё существо буквально устремляется к этому предмету, почти покидая моё физическое тело, и я мог глядеть на него с любой точки, а каждое чувство вырастало во мне самым драматическим образом, и все казалось больше.

Я рассказывал об этом друзьям, но они не имели ни малейшего понятия, о чём я толкую. Я чувствовал себя странным, непонятым и «не таким».

Старшие классы школы были самым трудным периодом в моей жизни, когда дети сравнивают себя с другими, приспосабливаются к жизни и чувствуют себя принятыми, ведь это так важно. Любая странность торчит, как больной палец.

А я совершенно точно чувствовал себя странным. Поначалу у меня было множество друзей, и я мог притереться в любой компании, но потом, с течением времени, я ощутил себя оторванным от всех.

Я жил в своём собственном мире, и мне было в нём одиноко. Это бесило меня. Всё, чего я хотел, — это быть «нормальным», как все.

Когда мне было приблизительно 15 лет, я рассказал своим родителям о том, как я себя чувствовал — депрессивным параноиком, «белой вороной».

На меня находили приступы раздражения, и я соблюдал странные навязчиво-принудительные ритуалы, в которых не было никакой логики, но которые мне были необходимы, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Меня также преследовали унижающие, порицающие и манипулирующие мною голоса. Мой разум и эмоции пускались вскачь. Было трудно удерживать своё внимание на чём-то одном продолжительное время.

Было сложно контролировать себя — я чувствовал себя как сжатая пружина. Я ощущал в себе 10 тысяч вольт энергии, а моё тело было способно пропустить только половину. Я был как оголённый провод без заземления. У меня были несильные тики — синдром Туретта.

Мои родители таскали меня по врачам.

Я уравновешивал свой внутренний хаос с помощью юмора, превращаясь в классе в клоуна. Чтобы привлечь к себе внимание, я готов был с радостью остаться в наказание после уроков. Для меня было очень важно делать что-то такое, что могло рассмешить людей.

Когда я делал это, я в действительности общался с ними — жителями нашей планеты — и меня замечали!

Потом настали времена, когда я мог просто сидеть в одиночестве и придумывать разные сценарии — это были своего рода пьесы, в которых я играл разные роли по своему выбору и делал там всё, что хотел.

Иногда я вдруг начинал истерически хохотать, и, когда меня спрашивали, почему я смеюсь, мои объяснения не имели ни малейшего смысла для других.

Роль шута помогала мне забыть о своих проблемах. Смеющийся человек так прекрасно себя чувствует. Так или иначе, но я был очень непредсказуемым, настроение у меня менялось мгновенно и без предупреждения.

Меня обзывали психом, чокнутым и так далее — и я верил этому. Это соответствовало тому, как я себя чувствовал. Мне думалось, что я никогда не выйду из «тюрьмы», в которую был заточён. Лекарства помогали мне избавиться от некоторых проблем лишь на короткое время, а потом всплывали новые сложности.

Когда мне было около 15 лет, один из ведущих докторов мира, специализировавшийся на синдроме Туретта, сказал мне и моим родителям, что я был наиболее уникальным случаем из всех, кого он наблюдал:

«Кажется, что когда мы вылечиваем одно, появляется что-то другое. У него есть масса маленьких дырочек, из которых прут проблемы. За всю свою жизнь я ещё никогда не был так сбит с толку».

В то время я даже чувствовал гордость оттого, что меня не понимают, потому что это означало, что ещё есть надежда. Лекарства не могли устранить или поставить под контроль всю ту боль и замешательство, которые я чувствовал, но я обнаружил, что с этим прекрасно справляется алкоголь.