Кэрролл Ли, Тоубер Джен

Дети Индиго - 2 (Часть 1)

начал рассказывать, что народ планеты, где он жил раньше, пытается говорить с ним. Я спросила, способен ли он им отвечать, и Джессе кивнул и показал, как это делает: он просто закрыл глаза, прислушался и передал мне, что услышал.

Я воспринимала его умение «читать мысли» людей как данность, но с тех пор как Джессе вступил в пору отрочества, его восприимчивость, похоже, усилилась — подчас до такой степени, что это вызывает тревогу у него самого.

Джессе удавалось читать наши мысли, причём довольно часто, уже с самого раннего возраста. Мне кажется, он мудр не по годам — когда ему было пять или шесть лет, он уже пытался найти решения таких общемировых вопросов, как проблема голода или жилья для бездомных.

Дошло до того, что мы даже обращались к детскому психотерапевту — мальчик рос слишком серьёзым, а нам хотелось, чтобы его увлекали и простые детские радости.

Он нередко высказывал, например, такие мысли: «Мам, это не страшно, что у нас мало денег, ведь у нас есть всё золото солнца — и больше нам ничего не нужно».

Маттея от рождения «громкая» и очень волевая. Впрочем, такой она была даже в утробе: когда Эд, её отец, прикладывал ладонь к моему животу, она тут же начинала толкаться.

Маттея была требовательной с самого начала — и с возрастом ничуть не изменилась. Когда ей было полтора годика и мы велели ей прибрать разбросанные игрушки, она завопила: «Нет!» и принялась швырять их через всю комнату. После «тихого» Джессе Маттея стала для нас настоящим сюрпризом!

Когда ей было три-четыре года, она спросила, известно ли мне, почему она выбрала мамой именно меня. Я ответила, что не знаю (Джессе тогда было шесть или семь, так что я уже привыкла ничему не удивляться).

Маттея сказала: «Я пришла сюда, чтобы научить тебя, как быть глупенькой и дурачиться». Истинная правда, хотя у меня есть глубокое подозрение, что она до сих пор продолжает это обучение!

Все мы пришли к единодушному выводу, что в прошлой жизни Маттея наверняка была королевских кровей: одежду она выбирает по приятным ощущениям (предпочтение отдает шёлку) и просто не понимает нас, когда мы объясняем, что не можем купить какую-нибудь вещь, потому что она слишком дорогая.

Она, бывало, проснётся утром и вопит из своей спальни: «Я проснулась! Принесите мне завтрак в постель!» Под настроение я могла пару раз в год сделать это, но Маттея требовала, чтобы так было каждый день и очень злилась, когда я категорически отказывала.

Она была уверена, что я всегда буду собирать разбросанную по её комнате одежду, одевать её, купать и так далее — и считала так уже в том возрасте, когда все дети делают это сами.

К счастью, мы записались на курсы «Воспитание с любовью и логикой», которые вы порекомендовали в своей книге. Мы прошли их дважды, и курсы принесли нам неоценимую пользу.

Маттея — из тех Индиго, которые считают, будто родители должны быть у них на побегушках, и хотя с годами её поведение улучшалось, она и сейчас, в девятилетнем возрасте, частенько ведёт себя как принцесса.

Она и впрямь не понимает, почему мы до сих пор не наняли горничную или домохозяйку, и почему ей, Маттее, приходится помогать маме в хлопотах по дому, прибирать в своей комнате и так далее.

Маттея очень ласкова, доверчива... и упряма. Интересное сочетание, правда? Когда она сердится, от её гнева не скроешься, но то же относится к проявлениям любви и заботы, которые она распространяет на всё живое (порой мне кажется, что её материнский инстинкт сильнее моего!).

Её очень волнуют вопросы равенства и честности (и далеко не только по отношению к ней самой). Она по-настоящему остро переживает, когда кого-то обижают, — кроме тех случаев, когда она в ярости.

О, тогда она может вести себя грубо! Маттея не стесняется в выражениях и несколько раз даже заявляла мне в приступах гнева, что лучше бы она «выбрала» себе другую маму.

Она видит фей и гномов, разговаривает с ними, строит для них домики, чтобы играть на улице, а вечерами уносит невидимых друзей в свою спальню.

Маттея с самого юного возраста умела чувствовать, когда другому человеку больно — как физически, так и душевно.

Не раз бывало, что я или Эд молча терпели боль, а она подходила, садилась рядом, обнимала меня или его — и потом спрашивала, стало ли легче...