искренностью
и правдивостью хотя бы в отношении самого себя, то он верно счёл бы это глупым
советом.
Точь в точь как человек, имеющий несколько иной порок, и крадущий у другого
кошелёк, он тоже уверен, что он знает, где раки зимуют, и что прописная истина,
будто лучшая политика есть честность, сделана только для дураков, но отнюдь не
буквальный закон природы. Ему не приходит в голову, что обманув других, он сам
завязывает себе глаза, сам затуманивает свою понятливость, сам притупляет в себе
интуицию (прозорливость), что, надевая маску, сам он маскирует от себя те самые
истины природы, которые необходимы для высшего его развития. Верно, что ему
может иногда удастся заставить других видеть в нём человека лучшего, нежели он
есть на самом деле, и что некоторое время он может почваниться ложной своей
праведностью. Но за это пустое тщеславие он платит дурацки непомерную цену и
либо в этом, либо в ином воплощении его постигнет, согласно закону возмездия,
горькое унижение, необходимое для того, чтобы вновь пробудить его к настоящей
жизни, низвергнув его с его ложного пьедестала. Тогда тщеславие его
уравновесится унижением его и тем уничтожится; а он очнётся и увидит, что его
лживость обошлась ему дорого, что он замедлил свой прогресс, и при том так, что
лучше было бы для него даже совсем не знать ничего о высшей мудрости, хотя и это
одно незнание само по себе уже достаточное несчастье.
Это показывает сколь велико чувство ответственности у тех, кто знает оккультные
результаты малейшего совращения других с истинного пути. Сведущий оккультист
вместо того, чтобы выставлять себя лучше, чем он есть (в какую бы передрягу он
ни попал), предоставляет самой своей невинности защищать его, даже если он
совершенно безупречен. Он отлично знает, насколько ничтожно значение того, что о
нём в данную минуту думают, между тем как то, что есть на самом деле, имеет
сверхъестественную важность. Он постарается сколь можно исправить всякое
неверное впечатление, если этим не увеличить беды, но он не произнесёт ни слова
и не сделает ничего для малейшего искажения истины, хотя бы за это получил
похвалу и рукоплескания всего света. Чем больше кто знаком с оккультизмом, тем
аккуратнее до самой малейшей степени становится он в отношении самых обыденных
вещей, ибо он знает, что для познания истины необходима жизнь в Истине.
Кто-то изобрёл удобное и успокоительное выражение “ложь во благо”. Но оккультизм
не знает такой лжи, он совершенно слеп ко всем оттенкам её. Лживость основана на
обмане, а обман непростителен. Как, каким образом произвести обман — абсолютно
безразлично. Можно, например, только улыбнуться или выразить на лице изумление,
но этим ввести другого в заблуждение столь же успешно, как если бы ясными
словами сказать ему голую ложь. Конечно, бывают нахалы, у которых хватает
дерзости лезть к другим с такими вопросами, которые вовсе не их дело. Но жертва
их любопытства вовсе не обязана удовлетворять их мозговую похоть, ещё менее
обязана она навлекать на себя несчастье ложью для сокрытия того, что они знать
не имеют права. Бывают случаи, когда рекомендуется абсолютное молчание, когда
человеку предоставляется не обращать внимания на прямой вопрос, предоставляется
отказываться произносить хотя бы одно слово по данному предмету.
Если отбросить в сторону наиболее очевидные формы лжи и фальсификации, которые
едва ли нуждаются в пояснении, то остаётся ложь наиболее опасная — именно своею
неявностью, именно своею скрытостью под условными обычаями вежливости.
Как легко, например, впасть в гибельную привычку льстить другому и ложно
говорить о нём приятные вещи, чтобы завоевать его расположение. Мы чрезвычайно
восторгаемся его пением или работою, хотя отлично знаем, что в них нет ничего
особенного, а этим мы развиваем в нём тщеславие, заставляем его придавать
несуществующую ценность его талантам, а, может быть, и толкаем его на разные
глупые попытки, до коих он ещё не дорос. Мы часто извиняем себе такую ложь тем,
что она очень хороша для подбадривания. На деле было бы гораздо полезнее
разобраться в том, что им достигнуто и указать ему, как в будущем стать лучше, а
не хуже. Правда ему вреда не принесёт, если она высказывается дружески с
сердечной симпатией, и если мы при этом руководимся не личным желанием нравиться, а бескорыстным желанием оказать помощь.
Наша обыденная жизнь также вся полна лживых, но установившихся условностей; она
вся сужена и опошлена