Харуки Мураками

Охота на овец (Часть 2)

скажем - но ты имей ввиду, если что.

- Ну вот, а сам говорил - места здесь хорошие.

- Это для нас! - пояснил он торопливо. - Нам больше ни в каком месте жить невозможно. Если прогонят отсюда - нам идти больше некуда.

И Человек-Овца опять замолчал. Я понял, что вряд ли вытяну из него еще что-либо осмысленное, и перевел глаза на мешок с дровами.

- А этим ты зимой обогреваешься?

Он молча кивнул.

- Что-то я не видал никакого дыма.

- А мы и не разжигали пока. Снег выпадет - разожжем. Только дыма ты все равно не увидишь. Есть такой способ особенный!

И он захихикал, очень довольный собой.

- И когда же выпадет снег?

Человек-Овца посмотрел на небо, потом на меня.

- В этом году снег ранний... Дней через десять, пожалуй.

- Значит, дней через десять дорога обледенеет?

- Наверное. Никто не приедет, никто не уедет. Хорошее время года...

- И давно ты уже здесь?

- Давно, - ответил Человек-Овца. - Очень давно.

- А что ты ешь?

- Травы всякие, корешки, ягоду. Птицу можно ловить, рыбу поймать небольшую.

- И тебе не холодно?

- Если зимой, то холодно.

- Смотри, если что нужно - могу поделиться.

- Спасибо. Пока ничего не нужно.

Человек-Овца легко соскочил с перил, сбежал с мостика на берег и зашагал в сторону пастбища. Я тоже вскочил и двинулся следом.

- А почему ты решил здесь прятаться от людей?

- Мы тебе скажем - а ты смеяться станешь!

- Думаю, что не стану, - сказал я. Что здесь можно увидеть смешного - я решительно не понимал.

- Никому не скажешь?

- Никому не скажу...

- Мы не хотели идти на войну.

С полминуты мы молча шагали плечом к плечу. Хотя выражение 'моим плечом к его голове' описало бы ситуацию куда точнее.

- Какую войну? С кем?

- Этого мы не знаем, - сказал он и закашлялся. - Но на войну идти не хотим. И поэтому живем, как овца. А если жить как овца, то и податься нам отсюда некуда.

- А родился ты в Дзюнитаки?

- Угу. Только не говори никому.

- Не скажу, - пообещал я. - Значит, город ты не любишь?

- Какой город? Внизу который?

- Ну да.

- Плохой город. Очень много солдат... - Он еще раз закашлялся. - А ты откуда пришел?

- Из Токио.

- Про войну что-нибудь слышал?

- Не-а...

Человек-Овца, похоже, сразу потерял ко мне интерес. До самого пастбища мы с ним больше не проронили ни слова.

- Может, в дом зайдешь? - пригласил я.

- Скоро зима, - покачал он головой. - Много дел надо сделать. В другой раз как-нибудь.

- Мне очень нужно увидеться с моим другом, - сказал я, глядя на него в упор. - Есть причина, по которой я должен поговорить с ним на этой неделе, никак не позже!..

Человек-Овца огорченно покачал головой. Уши его закачались, как крылья у птицы.

- Извини. Мы же говорили, что не можем ничем помочь.

- Ну, хотя бы скажи ему об этом!

- Угу, - только и промычал он.

- Спасибо заранее, - сказал я.

На том мы и расстались.

- Если в лес опять соберешься - не забудь прицепить колокольчик, - сказал Человек-Овца на прощанье.

Я отправился по прямой через пастбище к дому, а он, как и в прошлый раз, растворился меж белых берез. Громадное море уже совсем почерневшей травы отрезало нас друг от друга.

После обеда я решил заняться выпечкой хлеба. Брошюрка 'Выпеки Сам', обнаруженная в спальне Крысы, была написана на редкость жизнерадостным и приветливым тоном. 'Умеете читать? Тогда запросто испечете хлеб сами!' - уверяла меня реклама на задней обложке. И, должен отметить, не соврала. Следуя указаниям из брошюрки, я действительно без особых усилий выпек отличный хлеб. Аппетитный, дразнящий его аромат разнесся по воздуху, и в доме сделалось уютно и тепло. Вкус для первой попытки был тоже весьма достойным. Муки и дрожжей в кухне оказалось столько, что уже на одном только хлебе можно было продержаться всю зиму без особых проблем. Риса же и спагетти были такие горы, что не съесть и за год.

На ужин я съел хлеб, салат и яичницу с ветчиной, а на десерт - компот из консервированных персиков.

На завтрак я отварил риса и соорудил плов с консервированной горбушей, морской капустой и грибами.

На обед разморозил сырники из холодильника и заварил крепкий чай с молоком.

В три часа пополудни съел ореховое мороженое, полив его клубничным сиропом. Ужинал я курицей, запеченной в духовке, и растворимым супом.

Я снова начал толстеть.

На девятые сутки, изучая содержимое стеллажей в гостиной, я вдруг заметил, что одну из старых книг совсем недавно читали. В отличие от соседних томов, пыль на корешке была почти полностью стерта, а сам корешок выдавался из общего ряда на несколько миллиметров. Я снял книгу с полки, сел на диван и начал листать.